Чёрный как ночь (ЛП)

Доставая пальчики и ногу из фанеры, я снова несколько раз ахнула, потому что ещё сильнее порезала кожу. Крепче прикусив губу, чтобы не закричать, я лихорадочно ощупывала кровать ногой и спиной, пока не нашла осколок и не осознала с облегчением, что он действительно такой большой, каким показался мне при приземлении. Затем я приподняла тело на кровати, снова вздрогнув от боли в ноге, когда кровь из пореза запачкала простыни. Я снова нашла осколок ногами и сумела стиснуть его между ступней.

Держа как можно крепче, хрипя от сосредоточенной концентрации и почти-ужаса от мысли, что я могу уронить, я снова сползла по кровати, а затем забросила нижнюю часть туловища вверх, в этот раз принимая позу плуга и поднимая ноги за голову, туда, где находились мои руки. Я сумела при этом удержать стекло, все моё тело дрожало от напряжения, пока я зажимала кусок стекла между ступнями.

Снова хватая ртом воздух, я позволила ногам упасть на матрас, все ещё тяжело дыша от усилий.

Я не стала ждать и начала усиленно пилить верёвку.

Казалось, это заняло целую вечность.

Во время этого я едва дышала. Я методично пилила, стискивая осколок мёртвой хваткой, явно порезав руки и пальцы в своей решимости не уронить его. Стекло сделалось скользким от пота — затем от крови — но я все равно стискивала его со всей силой, какая только оставалась в моих пальцах, решительно пиля верёвку между запястий, прямо там, где я натянула её руками. Я задевала запястья и вздрагивала, но не останавливалась, не ослабляла хватки. Я продолжала пилить, закрыв глаза и стискивая челюсти, видя своим разумом, где расходилась каждая ниточка.

Когда наконец-то получилось, какая-то часть меня поначалу не поверила.

Я все ещё сжимала в руке осколок, все ещё держалась за него как за спасительный круг, когда внезапно я дёрнула за запястья, и они совершенно отделились от стены и друг от друга.

Потребовалась каждая капля моей силы воли, чтобы не закричать в голос.

Я позволила себе два глубоких вздоха, затем резко дёрнулась в сидячее положение. Не выжидая, я начала пилить верёвку на лодыжках.

Это заняло не так долго… угол был более удобным. И все же я не вынимала кляп, пока не разрезала последние нити верёвки.

Я тут же встала на постели. Схватив пальцами край фанеры, я с изумлением осознала, насколько свободно она болталась. Одним из своих пинков я действительно расшибла дерево надвое, и теперь, когда я за него дёрнула, кусок фанеры оторвался от окна и остался в моих руках, а на кровать посыпалось ещё больше стекла. Я крепче дёрнула за дерево.

Я видела там свет. Искусственный, но я ощущала лицом воздух. Я ощущала дым. Дизельные пары. Еда.

Мимо меня прошли ноги, и я застыла, глядя вверх.

Женщина в красном платье. Она прошла мимо окна, её ноги находились на уровне моих глаз, и посмотрев в обе стороны, я осознала, что мы находились в переулке. Стояла ночь.

Теперь, когда фанера исчезла, я слышала где-то уличное движение.

Я не вообразила это себе прежде. Но почему Солоник оставил меня в комнате с доступом к улице?

Но я уже знала, почему.

Я не понимала точно, откуда мне это известно, но должно быть, я тоже уловила это от Солоника. Он знал местных людей. Они и прежде слышали звуки из этого места… они считали его чокнутым русским, которому нравилось грубо обращаться со своими девушками. Никто не шутил с ним из-за его связей с мафией. Из-за его связей с «мистером Счастливчиком».

Я почти получила портрет последнего в своём сознании.

Выбросив это все из головы, я крепче дёрнула за дерево, отчаянно стараясь его отодрать. Я не сомневалась, что Солоник всерьёз говорил о том, что заберёт меня с собой, когда будет уезжать из Таиланда. Я даже уловила проблески того, что он имел в виду. Москва. Возможно, Рига, поскольку ему не хотелось быть слишком близко к людям мистера Счастливчика, пока он меня «укрощал», как он сам об этом думал.

Это слово вызвало во мне очередную волну отвращения прямо перед тем, как я всем весом навалилась в попытке отодрать фанеру с окна.

В этот раз отвалился более крупный кусок.

Зазубренные куски стекла торчали из нижнего края оконного проёма, но я не сумела подавить вздох облегчения из-за того, что здесь не было решёток. Я начала руками вытаскивать крупные куски стекла из металлической рамы, теперь уже почти не обращая внимания на то, что снова режу себе руки. Затем я подобрала дерево и выломала то, что не могла вытащить. Решив, что проделала достаточную работу, я спрыгнула с кровати, направляясь в тот угол, где время от времени видела сумку с одеждой Солоника.

Я ощупала весь стол и скамейку, но её там не было.

Поколебавшись буквально полсекунды, я ненадолго включила свет.

Я осмотрела комнату за два поворота головы, ища что-нибудь — да что угодно — что я могла надеть, но даже простынь с кровати исчезла.

Потом я вспомнила. Накануне Солоник что-то бормотал насчёт стирки.

Вспомнив это, я тут же выключила свет.

Я стояла там, гадая, как далеко я сумею уйти голая и покрытая кровью, но затем осознала, что мне совершенно похер.