Фарик, облаченный в белую хлопчатобумажную хламиду и белую вязаную шапочку-куфи, завопил:
– Мои деньги!
Он бросил на стол восемьдесят долларов и перевернул тройку треф. Армелло сгреб деньги, потом перевернул червового короля, чтобы показать толпе, что участники были обыграны честно.
– Ничего. Сейчас отыграюсь. Я теперь думаю по-жидовски, – заявил Фарик, искоса поглядывая на Уинстона. – Наблюдая за Жидом, я научился намагничивать свой мозг на поиск денег. Навострять дух на ассигнации.
Он сделал вид, что чихает на плечо Спенсера.
– Ап-Жид! Простите меня, сэр. Найдется у кого салфетка?
Армелло стал двигаться быстрее; казалось, карты прыгают сами собой, а руки просто летают над ними с нечеловеческой скоростью. Время от времени поворачивал короля червей, чтобы продемонстрировать толпе золотое руно. Спенсер старался не отрывать глаз от короля.
– Кто увидел карту? – крикнул Армелло.
Рядок карт с выгнутыми спинками напоминал крыши домиков с высоты птичьего полета.
– Ты увидел? – спросил он у Спенсера, ткнув пальцем тому в грудь.
Тот покачал головой и отошел на два шага назад. Карта с подогнутым уголком буквально кричала: «Вот она я!»
– Кто видел карту? Ты? Ты? Ты? Первая догадка бесплатно.
Никто не ответил. Армелло уже собрался перетасовать каты, когда рука Сталина метнулась к меченой карте. Армелло едва успел прижать карту к столу. Он потребовал у усатого сначала показать деньги. Сталин достал двадцатку.
– Двадцать баксов – не ставка, – сказал Армелло. – Поставишь сотню, я дам тебе двести.
Мужчина медлил.
Чарльз раскрыл бумажник и вытащил пачку двадцаток.
– Я беру его ставку.
Сталин порылся в карманах и вытащил три мятые стодолларовые банкноты.
– Бля! – охнула толпа зевак.
Трясущимися руками Армелло положил на выбранную карту небольшой камешек, быстро порылся в карманах и вскоре держал в руках шестьсот долларов в купюрах разного достоинства.
Надин развернула деньги Сталина, медленно передвигая их к Армелло. Твердой рукой безо всякого тремора Армелло убрал камень с карты. Сталин перевернул ее: двойка пик. Он начал кричать, что его обманули, что карты как-то подменили.
– Я требую возврата!
– Возврата?
Надин успокоила лоха и повернулась к Армелло.
– Дай ему бесплатный шанс. Играй помедленнее. Ну, устрой человеку призовой раунд.
Армелло отказался, убирая мятые банкноты в зажим, и так набитый наличностью:
– Ни хера себе, а если бы он выиграл, он отдал бы мне деньги?
Все прекрасно понимали, что, даже угадав короля, получить свой выигрыш Сталин умудрился бы только с помощью оружия и унести деньги он смог бы, лишь пристрелив Уинстона. Надин провела пальцем по щеке Армелло.
– Ну, пожалуйста.
Армелло перетасовал карты, сунул короля усатому под нос и бросил карту на стол. Короля с отогнутым уголком там больше не было.
– Выбирай, ублюдок!
Рука Сталина повисела над каждой картой, остановившись, наконец, на крайней справа: тройка треф.
– А теперь съебись отсюда! Терпеть не могу долбаных неудачников.
Надин быстро проиграла сотню долларов, и толпа, заподозрив неладное, поредела.
Ты фартовый – нет проблем, моих денег хватит всем.
За твое красное бери мое зеленое.
Ловкость рук, но без обмана – платим деньги из кармана.
Уинстон заметил двух патрульных в районе бульвара, приставил ко рту ладони и негромко, чтобы слышали только те, кому нужно услышать, сказал:
– Валим.
Игра и игроки исчезли с улицы, словно провалились в замаскированный люк.
18. Кто от третьей партии?
Уинстон, Спенсер и Брюс, представитель Новой прогрессивной партии, заседали в стейк-хаусе в Театральном квартале. Уинстон погрузил нос в бокал с бельгийским пивом. Аромат ему понравился. По словам Спенсера, там чувствовались нотки абрикоса с оттенком карамели. Уинстон не согласился:
– По-моему, эта штука пахнет алкоголем. И немножко хэллоуинскими сладостями.
Высоко подняв свой бокал, Брюс предложил тост:
– За Уинстона, лучший двигатель прогресса в деле независимых партий Америки со времен Захарии Тейлора.
Спенсер откликнулся на тост бодрым: «Так! Так!» – хотя знал, что причисление Тейлора к кандидатам от третьей партии как минимум сомнительно, поскольку «старик суровый и крепкий» баллотировался от партии вигов, а в то время виги и демократы были, как сейчас республиканцы и демократы, двумя главными силами двухпартийной системы. Борзый приподнял бокал на сантиметр над столом, что-то хмыкнул, а про себя произнес другой тост: