Черный караван

Каршинский вилайет действительно оказался в огне. В нескольких амлякдарствах произошли стычки между посланцами бека и дайханами. Если бы вовремя не прибыл сам кушбеги и не принял решительных мер, пламя возмущения, возможно, разгорелось бы еще сильнее. Но кушбеги поступил очень умно: первым делом принялся проверять своих подчиненных — бека и амлякдаров. Всплыли наружу всяческие беззакония, взяточничество, произвол. Виновники тут же были сурово наказаны.

Мы увидели это своими глазами. Центром одного из амлякдарств был маленький городок, весь в тени густых садов. Четыре-пять узких улочек, прижавшиеся друг к другу лавочки, чайханы, караван-сараи. В стороне — усадьба амлякдара. Все жители городка собрались там. Мы тоже пошли туда. Посреди двора, на обгорелом пне, опустив голову, сидел жирный мужчина с шеей толстой, как колода, на которой рубят мясо. Он был одет в белую рубаху и штаны, но без шапки и сапог. Обе руки его были связаны за спиной, босые ноги крепко привязаны цепями к черному пню. Под палящими лучами солнца его круглая лысая голова была видна издалека. Внутри и вокруг двора собрался народ — взрослые мужчины и мальчишки, — некоторые даже вскарабкались на деревья.

Подъехав к воротам, мы спешились. Толпа сразу расступилась, навстречу нам выбежали нукеры. Склонив головы, сложив руки на груди, они встретили нас с большим почетом. Взяв с собой Арсланбекова, я направился к дому. Толпа вдруг загудела, со всех сторон послышались невнятные голоса. В это время из дома навстречу нам торопливо вышли трое нарядно одетых мужчин и согнулись почти до земли в поклоне. Чем вызван такой почтительный прием, мы поняли только после того, как вошли в дом.

Толпа, оказывается, ждала приезда из Карши судей. Вчера приезжал сам кушбеги и распорядился наказать амлякдара, а сегодня должны были приехать раис и казий[58], чтобы судить его. Не назовись мы сами, никто из окружающих не догадался бы, кто приехал. Когда мы вошли и сели, один из встречавших нас (он оказался вновь назначенным амлякдаром), низко склонив голову, покорно приветствовал нас:

— Добро пожаловать, хазрати[59] раис… Весь народ с нетерпением ожидает вас.

Пришлось объяснить ему, что я не раис, а по приглашению эмира еду в Бухару. Наступило легкое замешательство. Но новый амлякдар не растерялся и быстро исправил свою оплошность. Так же почтительно склонив голову, он проговорил:

— Гость пресветлого эмира — гость всей Бухары. Добро пожаловать… Добро пожаловать…

За чаем я спросил у нового амлякдара, кто такой сидит во дворе. Он многозначительно улыбнулся и ответил:

— Это Халмухаммед-хан. Вчерашний амлякдар.

— Амлякдар?

— Да… Вчера его посадил самолично его светлость кушбеги. Он должен просидеть так три дня и три ночи. Какая судьба ждет его дальше, ведомо лишь аллаху.

— Значит, натворил что-нибудь?

— Эх, если б какая-нибудь мелочь… Бессовестный человек, за шесть лет наделал столько подлостей! Половину селений совсем вычеркнул из счетной тетради и весь сбор с них клал себе в карман. По своему произволу увеличивал подати, назначенные его превосходительством беком. Жалованье нукеров также присваивал.

Безбожно притеснял народ. Кого избил, кого расстрелял. Словом, натворил дел!

Не дай бог в наше время восстановить против себя народ, — продолжал амлякдар. — Люди переменились, никто не спешит, как прежде, покорно ответить на твоз повеление: «Будет сделано!» С тех пор как в Ташкенте правят большевики, народ совсем от рук отбился. Вот и здесь подняли шум. Его светлость кушбеги сначала хотел усмирить их силой. Прислал из Бухары сербазов. Но и бунтовщики времени не теряли. Тоже послали людей в Керки, в Чарджуй — за помощью. Его светлость понял: тут силой не возьмешь. Направил своих людей, чтобы выслушали жалобы. И раскрылось множество беззаконий. Тогда он прибыл сам и объявил повеление его высочества эмира: сменил всех чиновников, начиная с бека до сборщиков податей, на их место назначил новых людей. И вот на меня взвалили дела этого амлякдарства.

Поев и напившись чаю, мы простились с новым амлякдаром и, пожелав ему успехов, направились в Карши. Арсланбеков весело смеялся:

— Чуть не попали в положение гоголевского ревизора. Хорошо, что вовремя предупредили. Видели, какую игру сыграл кушбеги? Вчерашний амлякдар сегодня сидит согнувшись, связанный по рукам и ногам, на черном пне. Это тоже политика. Вернее — требование времени. Новый амлякдар прав: не сделай они этого, смута усилилась бы, большевики непременно поддержали бы восставших. Бухара, господин полковник, тоже теперь не прежняя.

Капитан Дейли поравнялся с нами, вступил в разговор: