Черный караван

— Если не будет затруднений с оружием, можно будет подготовить тридцать — сорок тысяч человек.

— Тридцать — сорок тысяч?

— Да.

— Слышите, господин полковник? Он говорит: тридцать — сорок тысяч…

Командующий в разговоре со мной называл пятьдесят тысяч человек. Поэтому я заметил, как бы подсказывая ему:

— Может быть, можно будет подготовить и пятьдесят тысяч?

— Если срок будет немного удлинен, можно будет подготовить и пятьдесят тысяч.

Эмир строго спросил:

— Какой срок нужен?

— Хотя бы полтора месяца.

— Чтобы через полтора месяца была готова пятидесятитысячная армия! Ступай!

Топчи-баши молча удалился. Эмир повернулся ко мне:

— Этот вопрос решен. Но об оружии позаботьтесь сами. Да, кстати… Я весьма признателен господину генералу и вам лично за то, что вы поддержали нашу просьбу о постройке в Бухаре заводов по изготовлению пороха и патронов. Надеюсь, Лондон не откажет нам в этой помощи. Эти заводы крайне необходимы. Лучше было бы, конечно, построить настоящий оружейный завод. Но, как говорится, пока не достал палку, бей кулаком. Даже и такие заводы намного облегчат наше положение.

Я многозначительно улыбнулся:

— Можно, конечно, построить и оружейный завод. Но, признаться, мы боимся одного: пока эти заводы будут построены, не зальет ли поток большевизма всю Среднюю Азию?

Эмир понял мой намек. Он долго сидел опустив голову, как бы готовясь к ответу. Затем медленно поднял свои опухшие веки и задумчиво заговорил:

— Я вас понимаю, господин полковник. Вы вернулись к тому же больному для вас вопросу. Поверьте: мы глубоко сознаем опасность большевизма. Всей душой мы желаем, чтобы он был сокрушен. Больше того — истреблен. Неужели вы думаете, что мы в какой-то мере симпатизируем большевикам?

— Нет! Я далек от таких мыслей. Но согласитесь, что на нынешнем этапе нет разницы между равнодушием и симпатией к большевизму. Можно всей душой ненавидеть большевизм — и ничего не делать для его сокрушения. Таких фактов, к сожалению, немало.

Эмир вновь опустил голову. Я продолжал, не меняя тона:

— Господин кушбеги рассказал мне, что у вас созданы особые отряды для разборки железнодорожной колеи. Даже приготовлены арбы для того, чтобы увезти разобранные рельсы в глубь страны. Это очень хорошо. Но какая польза от такого начинания, если эти отряды бездействуют? Что даст это мероприятие, если оно нисколько не мешает большевикам перевозить через вашу территорию военные грузы и войска? Невольно напрашивается вопрос: как это понять — это симпатия или антипатия к большевизму?

Эмир, видимо, понял, что от прямого ответа ему не уйти. Он виновато посмотрел на меня и сказал:

— Давайте, господин полковник, договоримся так: сообщите генералу, что я готов назначить вашего человека, чином не ниже полковника, командующим моими войсками. Я дам ему все полномочия. Устраивает вас такое предложение?

Я, признаться, не ожидал такого ответа. Он, разумеется, нас вполне устраивал. Тем не менее я решил не проявлять особой заинтересованности. Обещав сообщить о предложении эмира генералу Маллесону, я постарался переключить внимание собеседника на другое. Спросил: не устроят ли его полковники царской армии? Эмир ответил с явным раздражением:

— Нет, нет! Я ими сыт по горло. Если прибудут люди эмира Хабибуллы-хана… Да вы пришлете своих офицеров… И достаточно! Эти русские беженцы только безобразничают. Каждый божий день что-нибудь натворят. Оружие продают. Грабят. Пьют водку. Развратничают. Нет, нет! Боже упаси!

Я предвидел, что эмир недоброжелательно встретит мое предложение. Но сейчас мне хотелось только прощупать этот пункт. Поэтому я не стал больше касаться

дел русских беженцев и заговорил о другом. Спросил, не поддерживает ли эмир каких-либо связей с Джунаид-ханом. Он ответил как-то неохотно:

— Недавно он прислал человека. Просил у меня винтовок, пулеметов, пушек. Я ему ответил: «Мы сами бедны оружием. Возвращайтесь назад, пока след ваш не остыл».

— А говорят, он собрал армию в двадцать тысяч человек?

— Не думаю. По-моему, пускает пыль в глаза…

Я и без того знал, что эмир ненавидит Джунаид-хана. Заговорив о нем, я хотел уточнить другое: какого мнения эмир о будущей судьбе Хивы? Кого считает достойным занять хивинский трон?

Но не успел я и рот раскрыть, как эмир сам с беспокойством заговорил об этом:

— Если позволите, господин полковник, я хотел бы высказать одно дружеское пожелание.

— Прошу вас, говорите! Не беспокойтесь… Ведь я пришел к вам для того, чтобы беседовать открыто.

Эмир зорко посмотрел на меня, словно не доверял моим словам. Затем начал заискивающе:

— Напрасно вы дали крылья Джунаид-хану. Это настоящий разбойник. У него нет ни совести, ни чести. Получает помощь от вас, а глядит в другую сторону. Недавно мы поймали одного из людей Нури-паши. Знаете, что мы обнаружили при нем? Письмо Джунаид-хану!

Эмир думал, что серьезно удивил меня: остановился и пристально поглядел мне в лицо. Но, увидев, что я никак не реагирую, продолжал:

— Это письмо, по-видимому, было ответом на письмо Джунаид-хана.

— У кого это письмо?

— У нас.

— Что он пишет?