Черный хлеб (СИ)

— Я тебе покажу их фото, они в ноутбуке. Сейчас поднимемся в номер, у меня много фото. Тебе надо привыкать, доча, все же будущая мачеха, — его глаза пытались мне что-то сказать, но я не понимала что.

Недоумевающая я, и словоохотливый отец поднялись в его номер. Он написал на салфетке «меня прослушивают, молчи и ничего не говори», закурил и сжег салфетку в пепельнице.

Позвонил администратору, заказал чай в номер, и достал ноутбук. Пока ноут грузился, принесли чай. Я тоже закурила, усевшись в кресло возле окна, пила чай и ждала. Отец нашел в компе нужную папку и позвал меня.

— Иди садись ближе. Смотри, вот эта женщина. Ее зовут Катя. — он внимательно смотрел на меня.

Я всмотрелась в лицо женщины. Подняла на отца вопросительный взгляд. В ответ он мне кивнул — «да». Я помотала головой «не может быть», в ответ «да, да, да», а вслух отец начал рассказывать,

— А вот ее дети, это Антон, а это Кирилл — опять взгляд на меня.

Я выхватила ноут и жадно всмотрелась в лицо мальчика — мой сынок, моя кровиночка, жив, здоров! Светлые волосы, серые глаза, — так похож на Игоря! Я стала листать фото — вот они в море, вот на велосипедах, вот хохочут на карусели, вот перемазаны мороженым.

— Это в кафе, мы ели черничное, все мордашки выкрасились, — глаза отца запрещали плакать, но горючие слезы застилали глаза, воздуха не хватало.

Отец забрал ноут, зажег сигарету и продолжил предупреждающим тоном:

— Я думаю эта женщина мне подходит. Когда мы выпутаемся из этой ситуации, — подчеркнул он, — я женюсь и заберу их к себе. Пока я не хочу рисковать ее жизнью. Да, Катерина ничего не подозревает. Для нее я просто чудаковатый старик, который месяц ухаживал, но даже за ручку не держался.

Натали, мне надо задержаться, а ты лети к Игорю, занимайся его лечением. Когда я завершу все дела, мы поговорим обо всем. Письмо вину с Игоря снимает, но это может быть игрой, к тому же камни не найдены, долг на мне по-прежнему висит. Дальше уже начинаются не только криминальные, но и политические игры. Не мешай мне, не давай козырей моим врагам, и все будет хорошо.

— Ты знаешь, что Петр напился и изнасиловал меня? даже когда меня держали в заложниках и кололи черт знает чем, меня не насиловали. Я хочу отомстить, — мой голос дрожал от гнева и стыда.

— Знаю, он сам мне сказал. Просил прощенья. Не обольщайся, что те отморозки были лучше, они знали, что с меня получат больше за живую, не то ты давно уже была…, - он махнул рукой, — пока не мечтай о таком. Пока он не только твой, но и мой тюремщик. Чувство вины, которое он испытывает, может когда-то сыграть нам на руку, забудь, — его лицо и глаза говорила совсем другое, и я поняла, что всех этих козлов настигнет возмездие.

Взяв салфетку «я написала можно ли мне фото сына?» — отец печально покачал головой, скомкал и поджег салфетку, показал на ухо — и на моих глазах удалил все фото с ноута, затем очистил корзину, журнал операций. Словом, уничтожил все следы. Посмотрел на меня с жалостью и написал «Он счастлив. У него хорошая мать, брат. Он в безопасности. Не делай из него мишень!»

Я сжалась как от удара. Мишень. Это я помню, каково быть мишенью, как мы бежали через ночь и метель. Как я отдала его женщине, которая не просто растит его как родного сына, но и спасает его жизнь.

Утром я улетела в Москву, а затем в Женеву. Через месяц я увезла Игоря на лечение в Штаты.

Катерина. Дети

После пропажи Георгия, свекровь Аликанида Семеновна, бухгалтер на пенсии, считающая себя белой костью, стала звонить мне ежедневно. Спрашивала про детей, пересказывала бесконечную Санта-Барбару, в заключение приберегая стенания:

— Да где ж Жорка то? Он тебе не звонил? — да как же это, мать бросил, детей бросил! — а ты почему сидишь? Почему не ищешь? Ты в милицию писала заявления? Или квартиру себе захапала, с прости господи чьими-то выбл. ми, а Жорка пошел на хрен?

Да, теперь дети, причем оба — стали для нее нагулянными, видимо старость проницательна — Кирилл был ей чужим, а раз я говорю, что они двойняшки — так и Тошка потерял бабушку. Тем не менее, в выходные, она регулярно приходила, приносила пахнущие нафталином, ненужные ей и мне вещи. Пила чай, говорила с пацанами. Добрый Тошка звал ее бабулей, показывал свои книжки, рассказывал о садике. Острожный Кирилл подходил, здоровался за ручку, как мужик, смеялась бабка, и уходил. Усаживался поодаль и следил внимательно. Даже мне иногда было не по себе от его недетского взгляда.

— Мама, зачем бабушка к нам приходит? — спросил он меня однажды, — ведь она нас не любит. Совсем. Она никого не любит. И папа нас не любил. Почему он сбежал от нас? Он хотел одного мальчика, а родились двое? Он не хотел, чтобы я был?

— Ну что ты, родной мой! Просто папа у нас вырос, а по уму остался маленький. Он уехал в другую страну — искать новую хорошую жизнь. Знаешь, есть такие страны, где круглый год лето, море всегда синее, и можно не работать. Вот папа и ищет такую страну.

Да, дети растут, отвечать на вопросы все сложнее, теперь не отвлечешь чупа-чупсом.