Черный клинок

Токио

В огромном городе наступила ночь.

Современный Токио - это мегаполис с царящим в нем унынием, присущим обществу, еще не оправившемуся от глубокого разочарования, вызванного поражением в войне. Вдобавок ко всему, бездумно придерживающемуся пустопорожних символов, выраженных в безудержном потреблении фирменных товаров или в поклонении пустоголовым рок- и поп-звездам, что придает особую пикантность стилизованной печали ультрасовременному фасаду этого общества.

Вулф, прогуливаясь по ночным улицам Токио, крадучись с осторожностью волка, с удивлением рассматривал архитектуру города, сочетающую в себе чужеродные и сугубо национальные элементы. В ней не чувствовалось никаких излишеств, никакого свободного полета мысли зодчих, ничего похожего на компромисс. Она отличалась строгостью и решительностью форм.

Вулфу пришлось долго отходить от искаженного мировосприятия Оракула. Вышедший из строя Оракул, Хана, обретшая наконец свободу...

Никогда еще не был он так счастлив, как теперь, бродя по темным улочкам города. Далеко позади остались сверкающие неоновые рекламные щиты Гинзы, над которой всю ночь висит жемчужное сияние, словно искусственный рассвет или, наоборот, надвигающиеся сумерки. С меланхолической печалью вспоминалось все хорошее, особенно его первые впечатления.

Вспомнилась и Хана, печальная и одинокая, попавшая, отчасти по собственной вине, в современный ад. Он знал, " что ей стали бы понятны его чувства, испытываемые во время прогулки по ночному Токио.

Впереди в ярком свете мелькнул силуэт Чики.

Заняв выгодную позицию напротив входа в храм Запретных грез, он смотрел, как карлица в мужском костюме пропустила в здание Чику. Дверь закрылась, и на улице засветились лучи фар приближающегося автомобиля. Машина промчалась мимо, и опять наползла темнота. Бледные отблески от Гинзы едва достигали места укрытия Вулфа, отчего казалось, что они приходят из другого мира. На улице не было ни единой души, лишь из открытого неподалеку окна доносился мужской голос, звучавший то громче, то тише и прерываемый то и дело взрывами смеха, - по телевизору передавали развлекательную программу.

Теперь все сводилось к одному: план намечен, но он настолько опасен, что лишь отчаяние вынуждало их браться за его осуществление.

Вулф засек время, когда Чика вошла в храм Запретных грез; минуты потекли крайне медленно; казалось, стрелки часов вот-вот остановятся.

Первое, что он увидел, придя в сознание, как бы проснувшись после долгого сна, было лицо Чики. Никому другому не обрадовался бы он так, как обрадовался, увидев ее. Как сильно любил он ее! И вот теперь ему пришла в голову мысль: а не на смерть ли он посылает ее?

Время.

В темноте смутно различался желтый светящийся циферблат его часов. Вулф напряг зрение, снова оглядел улицу и заметил другой приближающийся автомобиль. Свет фар скользнул по фигуре Вулфа и быстро пробежался по стенам здания, как в старых кинофильмах, в которых непременно показывают побег из тюрьмы.

Вулф пошел вдоль квартала, стараясь быть незамеченным, и, только отойдя подальше, перешел на ту сторону улицы, где находится храм Запретных грез. Там он быстро повернул за угол и двинулся вдоль стены, как его научила Чика, и еще раз повернул за угол. Голову он опустил вниз, сгорбился, шагал быстро и резко, расставив локти, - так обычно ходят японцы. Хотя Вулф и был крупным мужчиной и его вряд ли приняли бы издали за местного жителя, но и за туриста тоже не сочли бы.

Он миновал участок задней стены, под обломками которой Достопочтенная Мать недавно пыталась разыскать и уничтожить его, и увидел, что выломанная стена заделана свежим бетоном и опутана колючей проволокой, пока он не затвердел. Он ускорил шаг, разумно сочтя за лучшее поскорее миновать это опасное место.

Кругом были незнакомые улочки старого Токио, узенькие и не имевшие названий. Даже старожилы города не знали их и в случае нужды не раз переспрашивали дорогу, чтобы добраться до них. Дойдя до глухого фасада второго здания храма, он еще раз внимательно огляделся. Вдоль стены пролегала узенькая улочка, Вулф пошел по ней.

Разбинтовав левую - пораненную - руку, он сконцентрировал на ране энергию своей "макура на хирума" и моментально излечил рану - теперь виднелись лишь розоватые рубцы и шрамы. Затем он покрутил и посгибал руку - боли не чувствовалось, лишь несколько затекли мышцы. Вулф размял их, и они вновь обрели эластичность и подвижность. Но все же, опасаясь повредить руку, он натянул на нее кожаную перчатку, что, с одной стороны, не мешало действовать рукой, а с другой - надежно предохраняло ее.