Черный код

Градус напряжения в зале заметно повысился, когда мы в очередной раз заняли места. Слова Вронской никак не выходили у меня из головы. Хотелось просто сорваться с места и помчаться на поиски этой пресловутой ячейки. А вдруг там еще один кусочек головоломки, а я его упустила? Вдруг именно этого не хватало, чтобы окончательно и бесповоротно сокрушить все сомнения судьи и доказать, что обвинения должны быть пересмотрены?

Как я вообще могла забыть?! Едва удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Это все волнения последних дней. Нападение Татарина, потом нахождение в плену у Тимура, старт «Красного Кода»… моя голова оказалась забита эмоциями, а внимание рассеялось из-за нервов.

Размышления прервал судья, который вошел в зал. После соответствующего вступления заседание началось. Если бы я умела молиться – непременно бы это сделала.

– Приняли ли вы решение? – обратился судья к скамье присяжных.

Старший из них поднялся, сцепил руки в замок перед собой. Я закусила губу. В горле образовался тугой ком. Воздух настолько сгустился, что, казалось, слова повисали в нем. Пока старший присяжный произносил вердикт, сердце все больше било набатом: доказательства преступления неопровержимы, подсудимый виновен.

Вронская заметила мое состояние и с сочувствием покачала головой.

– Суд рассмотрел все обстоятельства дела, – заговорил судья. – Принял во внимание и заключение эксперта. Отягчающим обстоятельством здесь является преступление против интересов государства. Еще одним отягчающим обстоятельством суд считает особую хладнокровность, с которой было совершено убийство. Суд обратил внимание, что подсудимый отказывался сотрудничать со следствием и помогать рассмотрению дела, за исключением признательных показаний, данных сразу после совершения преступления. Сюда же можно отнести отсутствие видимого раскаяния, которое подсудимый продемонстрировал даже в своем последнем слове.

Мое сердце сделало последний удар и замерло. Я и дышать перестала. Превратилась в соляной столб.

– В качестве смягчающего обстоятельства суд готов учесть особые способности подсудимого и то, как они повлияли на его психику. Отсутствие других судимостей. Согласие на проведение экспертизы перцептором. Исходя из перечисленного, суд постановил…

В ушах у меня зазвенело, и только усилием воли я приказывала себе продолжать напрягать слух.

– …согласно статье…

Эта пытка длилась бесконечно долго. Будто перечисление статей, на которые опирался закон, применили для того, чтобы, как в развлекательном шоу, накалить интригу. Григорович заерзал на стуле, спина Вронской стала прямой, как палка.

– Приговорить к пожизненному заключению с отбыванием срока в специализированном учреждении закрытого типа.

Эти слова прозвучали, как выстрел. Я повернулась к Максу, понимая, что это – последний раз, когда мы видим друг друга. Попыталась запечатлеть в памяти черты волевого лица, упрямые, гордые, непокорные. Учреждение закрытого типа… даже навещать его мне не дадут. Значит, вот так все закончится. Его видения не превратились в реальность. Не будет фургона, не случится чудесного спасения. Все, что останется нам – вспоминать краткие мгновения, проведенные в фантазиях, где мы были свободны и счастливы. Вдвоем. И тот дом на побережье навсегда останется смоделированной конструкцией, в которую так и не удалось вдохнуть жизнь.

Глаза Макса пылали, когда он смотрел на меня. Я видела там все, что испытывала сама: боль, отчаяние, любовь. Казалось, сердце остановилось, все звуки вокруг затихли, а мы никак не могли друг на друга наглядеться.

– Согласно указу президента, – ворвался в мое сознание голос судьи, – все заключенные, отобранные программой «Красный Код», попадают под амнистию. Таким образом, подсудимый освобождается из-под стражи.

Макс выглядел растерянным, когда решетку отперли и дали понять, что он свободен. Я тоже тряхнула головой. Показалось, что ослышалась. Только что моя жизнь закончилась, а теперь получается… Макса амнистировали! Освободили прямо в зале суда! Он сделал несколько неуверенных шагов, на лице начала расцветать улыбка. Я стиснула кулаки, чтобы не броситься ему на шею. Мы будем вместе! Все получилось!

Но поздравить друг друга нам не удалось. В зал вошли несколько человек в гражданском. Только увидев их лица, я поняла, что это представители лаборатории. С подобной неумолимостью и меня забирали когда-то из столовой университета. Макса освободили от уголовной ответственности, но не от гражданского долга перед государством и наукой. И здесь уже никакой амнистии ждать не стоит.

После того, как я потеряла все надежды, потом воспарила от радости в облака и снова рухнула вниз, все чувства словно онемели. Тело вдруг налилось тяжестью, я не могла даже пошевелиться. Неизвестно, сколько так просидела, но когда опомнилась, Макса в зале суда уже не было. Григорович оживленно беседовал с кем-то по телефону, Вронская молча собирала бумаги в портфель. Я поднялась с места и кое-как выбралась в коридор. Казалось, что если проведу в помещении еще хоть секунду – задохнусь.