Черный колдун

Сигрид узнала его сразу, для этого ей не нужно было открывать глаза. Она узнала его по дыханию, к которому прислушивалась долгими ночами, вглядываясь в его знакомое и такое любимое лицо, по запаху, исходившему от его сильного тела, по участившимся ударам собственного сердца, по забытым ощущениям собственного пробуждающегося тела, которое шептало ей — это Гарольд. Это его рука лежит на ее груди, это его губы ловят ее дыхание. Она не противилась его ласкам, она ждала их, с внезапно пробудившейся жадностью давно тоскующего по любви тела. Жадностью, испугавшей ее. Но испуг прошел, и осталось только желание, острое и горячее. Это была их ночь, такая жаркая и такая не по-осеннему короткая. Это была их любовь, это было только их счастье, которым они не желали делиться ни с кем, чтобы чужие зависть и злоба не разрушили вновь того, что было обретено ценой стольких страданий и мук.

Они не говорили в ту ночь, им не нужны были слова. И с первыми лучами солнца он ушел, чтобы вернуться вновь. И осталось счастье — счастье на всю безумно короткую жизнь.

Глава 5 СВЕТ И ТЕНЬ

Сигрид жила в эти дни ощущениями вновь обретенной любви, и ничто уже не могло огорчить ее, даже плохие вести из Вестлэнда, обеспокоившие Гарольда. Вестлэнд волновал ее только потому, что он досаждал Гарольду. Она почти возненавидела Рекина Лаудсвильского, который без конца докучал им плохими известиями. Что, в общем-то, было несправедливо. Кто как не владетель Рекин все эти годы старался склеить их разлетевшуюся жизнь. Сигрид сдерживала себя, но ее раздражение то и дело прорывалось на седую голову первого министра. К счастью, старый хитрец все понимал и не таил обиды. Был только один человек, кроме Гарольда разумеется, которого она рада была видеть и эти дни. Ивар Хаарский был счастливчиком, заслужившим благосклонность королевы. Гарольд проговорился, что появление Ивара вернуло его к дням молодости. Скорее всего так оно и было, но Сигрид в молодом ярле Хаарском привлекали не только внешность и имя, но и удивительное простодушие и легкость характера.

Ивар на удивление легко сошелся с мрачным и нелюдимым Кеннетом. Гарольд даже сейчас почти не замечал мальчика. Сердце Сигрид болезненно сжималось, но ей не в чем было упрекнуть мужа. Гарольд не верил, что черноволосый Кеннет его сын, и он был прав, кому как не Сигрид это знать. Бес Ожский, будь проклято твое имя! Она любила Кеннета всеми силами истерзанной в кровь души, но в этой любви был болезненный надрыв, который отпугивал не по годам понятливого мальчика. Он слишком рано осознал трагическую особенность своего положения, а, возможно, добрые люди намекнули ему на пятно в происхождении. Он сторонился Гарольда, которого это обстоятельство волновало мало, он сторонился Рагнвальда, своего старшего брата, хотя Сигрид приложила массу усилий, чтобы свести их. Но Рагнвальд был молод и беззаботен, а Кеннет мрачен и недоверчив. Отношения между братьями оставались прохладными, и совсем не по вине старшего. Зато Ивара Кеннет принял сразу и безоговорочно. Молодой ярл Хаарский отличался силой и ловкостью, даже Гарольд, сам отличный наездник, не раз любовался его посадкой. Сердце Кеннета дрогнуло, когда Ивар предложил научить его фехтованию двумя мечами сразу. Это забытое искусство, которым когда-то в совершенстве владели таинственные меченые, привлекло внимание многих, и мужчин, и женщин. Вскоре зал, где занимались фехтованием принц Кеннет и молодой ярл Хаарский, стал самым популярным местом досуга придворной молодежи.

Нельзя сказать, что Сигрид обрадовал наплыв людей, толокшихся на ее половине дворца, но мальчик был так рад этим урокам, что она махнула на все рукой и даже сама посетила однажды фехтовальный зал. Ивар Хаарский владел мечами виртуозно — это заметила не только Сигрид, но и забредший сюда в поисках жены Гарольд.

— Кто научил тебя владеть мечами? — не слишком любезно спросил король Ивара.

— Мой отец вырос среди меченых, ты, очевидно, забыл об этом, государь.

Гарольд действительно упустил это обстоятельство из виду. Может быть потому, что сам Ульф Хаарский не очень любил об этом вспоминать. Но знания, полученные в Ожском бору, ярл сохранил и даже сумел передать сыну.

— Он научил не только меня, но и достойного Атталида. Горданец, стоящий чуть поодаль со скрещенными на груди руками, склонил голову в знак согласия. Сигрид вновь встретилась взглядом с его темными глазами, и на душе у нее стало, неспокойно. Трудно сказать почему, но ее смущало присутствие этого высокомерного храмовика, хотя он был отменно вежлив и с ней, и с Гарольдом. Наверное, все дело было в том, что Атталид напоминал ей другого человека, о существовании которого она предпочла бы забыть.

Гарольд взял у Кеннета мечи и стал в позицию. Ивар улыбнулся:

— Ты проиграешь, государь.

— Посмотрим.

Но Гарольд явно переоценил свои силы — рубиться двумя мечами сразу оказалось не таким уж простым делом. К тому же его противник был на зависть гибок и быстр, несмотря на свой довольно высокий рост. Гарольд с сожалением отложил мечи.