— Я не считаю Лаудсвильского своим покровителем, — надменно процедил сквозь зубы Ульф. — Он предложил мне встретиться с королем, я согласился.
— А ты не слишком вежлив, меченый, — прищурился Гарольд на дерзкого всадника. — Ты сидишь в седле, когда твой государь уже спешился.
— Я не меченый, — возразил Ульф. — И предпочитаю быть скорее невежливым, чем мертвым.
Он хмуро покосился в сторону дружинников короля, которые держали его под прицелами арбалетов.
— Что ты делал в замке вчера вечером?
— Хотел повидать одного своего родственника, — усмехнулся Ульф.
— Дерзость — не лучший способ добиться расположения сильных мира сего.
— Я не нуждаюсь ни в расположении, ни в покровительстве — я требую восстановления справедливости.
— Ты претендуешь на замок Хаар?
Ульф дернулся, словно его ударили. Гарольда такая реакция позабавила. Ульф был ему симпатичен дерзостью на грани отчаяния. Да и держался он неплохо, судя по всему, лесная жизнь не превратила его в дикого невежду. Пожалуй, его претензии на благородное происхождение были обоснованны, но замок и земли, это другое дело.
— Это мой замок, — почти крикнул Ульф. — Им владел мой дед, ярл Хаарский, потом моя мать, потом мой старший брат, Тор Нидрасский, который завещал этот замок мне.
— Но у Тора Нидрасского, как я слышал, есть сын?
— Бес согласен с волей отца. Ярл Грольф не имеет на мой замок никаких прав. Я, пожалуй, знаю еще одного человека, который мог бы претендовать на Хаар, но не стану называть его имя вслух, — Ульф насмешливым взглядом окинул присутствующих.
Хафтур отвернулся, старательно затягивая и без того затянутую до упора подпругу. Сивенд Норангерский с интересом разглядывал ближайший куст, словно искал там затерявшуюся с прошлого года ягоду. Гарольд хмурился. Дерзость лесного молодчика переходила все разумные пределы, но в его поведении был очевидный надлом, словно Ульф прыгнул вниз с головокружительной высоты и не ждет для себя ничего хорошего там, внизу.
— Вряд ли Грольф Агмундский легко расстанется с Хаарским замком. На что же ты рассчитываешь?
— А разве долг короля не в том, чтобы восстановить справедливость?
— А разве долг вассала не в том, чтобы верно служить государю? — усмехнулся Гарольд. — Как видишь, мы с тобой оба плохо справляемся со своими обязанностями.
— Выполни свой долг, король Гарольд, и я честно выполню свой.
— А почему бы тебе не сделать первый шаг, — предложил Сивенд. — Поступай на службу, и тогда у государя появится повод восстановить попранную справедливость. Пока же ты просто лесной разбойник с немалым количеством грехов.
Предложение Гарольда не явилось для Ульфа полной неожиданностью. Владетель Рекин через своего человека намекал ему на возможность вернуться в большой мир, а не гнить заживо в Ожском бору. Для меченых Ульф был, есть и будет чужаком. Это он понял давно, еще в детстве. Нельзя сказать, что его это сильно огорчало. Он не питал симпатий ни к кому из своих случайных сожителей по лесной крепости, кроме разве что Беса. Но Бес был его племянником, так же, как, впрочем, и молодой человек, перед ним сейчас, поразительно похожий на Тора Нидрасского, каким запомнил его Ульф. Но Гарольд обладал властью, которой никогда не будет обладать Бес. В его силах было вернуть Ульфу утраченное положение в обществе. Вот только согласится ли он сделать это из одного только родственного расположения, или от Ульфа потребуют жертвы? Последнее было более чем вероятным. В конце концов, королю Гарольду не за что любить своего нового родственника, хотя бы потому, что и этот родственник не очень-то расположен к нему.
— Хорошо, — сказал Ульф, глядя прямо в глаза Гарольда, — я согласен.
Весть о поступлении Ульфа на службу к королю прозвучала для Приграничных владетелей как гром среди ясного неба. Пожалуй, только Рекин Лаудсвильский был в курсе событий, но не спешил делиться знаниями со старыми друзьями. Пусть поволнуются, им это полезно, да и проще будет потом договориться. Поскольку Лаудсвильский стоял у истоков интриги с Ульфом, он был кровно заинтересован в ее успешном завершении.
— Мальчишку следует убрать, — стоял на своем Грольф Агмундский, измеряя комнату толстыми ногами. Его оплывшее за последние годы тело вяло колыхалось в такт претендующим на решительность шагам. Бьерн Брандомский тяжело дышал в своем кресле, борясь с подступающим кашлем и прислушиваясь к нарастающей боли в груди.
— Неизвестно, как король Гарольд отнесется к смерти вновь обретенного родственника, — хрипло сказал он и бросил на Грольфа недовольный взгляд.
— Король слишком горд, чтобы признать отцом авантюриста.
— Вслух, конечно, не признает, — согласился Рекин, — но в чужую душу не заглянешь.
— Гарольд должен быть нам благодарен за тот кусок, который мы бросили к его ногам.
Брандомский засмеялся и закашлялся одновременно:
— Полно, благородный Грольф, кто будет долго помнить об уже оказанной услуге? Мы славно поработали во славу нордлэндской короны, но и себя при этом не забыли. У всех нас есть интересы в Бурге, и ссориться с королем нам сейчас не с руки.