Черный корректор

Всегда считал нашу советскую колючую проволоку лучшей в мире, а мужик через эту колючку перебрался и дальше идти намылился, но тут я его тормознул: «Стой, кто идет! – говорю. – Какого ночами по чужому саду бродишь?!» Мужик остановился, а из-за крольчатника второй выходит, за голову обеими руками держится, бормочет что-то. Я как-то сразу догадался, что это ему рикошетом топором досталось…

Дядя Миша посмотрел на дядю Олега и добавил:

– Повезло!.. Я шаг назад в тень сарая сделал, кричу: «Стоять всем по местам! А то, как монстра вашего, сделаю! Мало не покажется! Направо взвод, налево взвод, мой серединка!» А сам арбалет на того, что из сада вышел, нацелил. Если что, думаю, этого подстрелю слегка, чтобы не так шибко бегал, а второму по чердаку добавлю.

Но стрелять не пришлось. Мужик руки вперед вытянул, пустыми ладонями наружу, и каким-то странным голосом говорит: «Не стреляй, человек… Мы уходим… Не стреляй…» Сам бочком-бочком мимо крольчатника к напарнику пробрался, взял его под руку и отступать на пустырь начал. Там он нагнулся, что-то в траве дернул, и монстр этот шланговидный, с кастрюлей своей, набок перекошенной, упал… Забыл сказать… Торчал он все это время, как…

Дядя Миша в поисках нужного слова пошевелил перевязанными пальцами в воздухе, ничего подходящего там не обнаружил и продолжил свой рассказ:

– Начал мужик пятиться с друганом своим под ручку и, судя по звуку и шевелению травы, монстра за собой волок. Так они в свечение над ямой и ушли… Я из тени сарая высунулся, чтобы их с глаз не терять… Так что видел. Свечение только полыхнуло красным, и все – нет их…

А топор я утром нашел. Слегка обгоревший… И яму зарыл. Сунул в нее деревянный крест, который ты, дядя Олег, сделал, и зарыл. Еще соли пачку высыпал. Дядя Паша как-то говорил, что это против всякой нечисти помогает…

Дядя Миша допил чай и налил еще. Руки у него уже не дрожали, да и не выглядел он психом после ночной прогулки.

– Ты все это, случаем, не во сне видел? – осторожно поинтересовался я. – Знаешь, как оно бывает…

Дядя Миша хмыкнул, почему-то посмотрел на свои забинтованные пальцы, встал и сказал:

– Я сейчас.

– Ну вы, друзья, и шизуете тут! – восхищенно воскликнул дядя Сережа, как только дядя Миша вышел. – Галлюциногены, что ли, жрете? И не делитесь… Жмоты!

Дядя Миша вернулся с пластмассовым ведром. Едва он вошел, как по веранде распространился тонкий приторный запашок. Озон и еще что-то…

– Меркаптан? – спросил я, и дядя Сережа, сморщив нос, неуверенно кивнул. Он заглянул в ведро, которое держал дядя Миша, и очень резво вскочил со стула с криком:

– Ты совсем, что ли?! Предупреждать же надо!

Вслед за дядей Сережей заглянули в ведро и мы с дядей Олегом. Правда, подготовленные реакцией Сергея, мы повели себя более спокойно. На дне ведра лежала голова. Точнее, верхняя половина головы с ощерившимися зубами, зеленая в мелкую желтую крапинку, какая-то вся складчатая и противная. Из левой глазницы торчал черенок арбалетной стрелы с оперением.

– Руками не трогайте! – предупредил дядя Миша. – Меня током долбануло, а от слизи ожог на коже остался…

– Ну и как насчет «галлюциногенов»? – спросил дядя Олег у дяди Сережи. – Лизнуть не желаешь?

Дядя Сережа еще раз заглянул в ведро, молитвенно сложил руки и сказал:

– Смиренно каюсь. Был не прав. У вас тут какая-то геопатогенная зона. Билеты можно продавать.

– Мысль хорошая, мы будем ее думать, – одобрил я. – Только весь смысл этой дачи в тишине, покое и отсутствии чужих. А если здесь болтаться будет кто ни попадя или толпа народа набежит… Смекаешь?

Дядя Сережа понятливо кивнул:

– Ясен пень!

Поддержал меня и дядя Миша:

– Эт точно! Верно глаголешь. Кстати! – вдруг спохватился он. – Башка эта… Она как бы усыхает. Внешне не меняется, но раньше она все дно ведра занимала. Только зубы не того… Не испаряются.

– Ясное дело – сублимация! – блеснул я интеллектом и пообещал: – Будем наблюдать!

Дядя Олег отправился перевозить через Яманишку дядю Мишу и дядю Сережу, а я, выполняя обещание, уселся над ведром в позе «Мыслителя» Родена. Воняло из ведра премерзко, но именно желание избавиться от вони навело меня на очень интересную мысль. Если верить древним грекам, да и мой собственный опыт говорит о том же, то именно вонь, грязь и отсутствие еды лучше всего стимулируют работу головного мозга.

Я вывалил обрубок башки на землю, устроил в маленькой ямке и по кругу присыпал песком. В сарае нашел кулек с гипсом, но мне показалось, что его маловато, и пришлось добавить песка и цемента. Раствор был готов как раз к приходу дяди Олега.

– Пытаешься сохранить улики? – спросил Олег.

– Избавляюсь от вонизма, – поправил я и вылил получившийся раствор прямо на источник этой самой вони.