Черный кот

Папы папствуют долго,
Оставаясь в тени,
Чувство высшего долга
Продлевает их дни.

Ватиканского дома

Ритуал нарочит,
Но отсюда по миру
Голос Бога звучит.

Но земное невечно,

И кончается плоть,
И усопшего папу
Призывает Господь.

И весь мир христианский

Здесь, у гроба, ревет,
Даже Древнего Рима
Некрещеный народ.

Я, по собственной воле

Представляя Москву,
Иноверец как будто,
А и тоже реву.

«Ни протекции, ни профессии…»

Ни протекции, ни профессии,
А две дочери и жена,
Заявился в Москву за песнями,
А Москва никому не должна.
Поначалу и не заметили,
А никто и не звал меня,
Но аукнул, и мне ответили,
Сумму прописью отслюня.
К небожителям не приблизился,
Не обиделся на Москву,
Но не прогнулся и не унизился,
Так вот рядышком и живу.
Что положено – то получено,
И хотя и не суперстар,
Прогибаюсь в одном лишь случае –
Залезая в свой «ягуар».

«От юбилея…»

От юбилея
До юбилея
Живу я скромно,
Других жалея.
От круглой даты
До новой даты
Солю томаты,
Перчу салаты,
А если часом
Без круглой даты
Пойду куда-то,
Она: куда ты?
И понимаю –
Не виноваты,
Они такие,
А мы – женаты!
Они такие,
Вот так, ребяты,
А не пойти ли
Мне в депутаты?

Фонари

Сюда мы ездили годами,
Не любопытствуя, ей-ей,
Вдруг очутиться в Амстердаме,
В квартале красных фонарей.

В подвальных барах – дринк и пицца

А наверху, в любом окне,
Вам продают совокупиться,
Договорившись о цене.

Прочь, прочь отсюдова скорей!

Здесь с циклом о Прекрасной Даме
Блок неуместен в Амстердаме,
В квартале красных фонарей.

«А там…»

А там,
Далеко-далеко,
Птица кричит козодой,
Змей бубновый летает,
Бумажный!
И крапива ноги жжет,
И я – молодой,
А не этот,
Скучный и важный.

И дорожки туда

Заросли лебедой,
Небо синее
Заволокло хмарой,
А на старых фотографиях
Я такой молодой,
А на новых –
До чего же старый.

«День прибавляется в Москве!..»

День прибавляется в Москве!
И с елки,
С веток и с макушки,
Еще не убраны игрушки,