– Какой человек?
– В люке за отделением сидит. Провалился, наверно, – с жалостью в голосе добавляет Степан.
– Да уж не сам туда залез! Все один к одному! – досадует Альберт, – забыл я совсем про этот люк. Соков еще утром приказал позвонить в жилищную контору, чтобы его закрыли к чертовой матери и провал засыпали. Теперь еще и за этого долбанного мужика отвечай!!
– А что за мужик? – спрашиваю я, скорее из любопытства.
– Возвращаюсь я в отделение оружие сдать. Решил путь срезать, за отделением пройти. Слышу – внизу шебаршится кто-то. Я фонариком посветил, вижу, мужик в люке сидит. «Попался голубь», говорю ему. А он мне: «Все, сдаюсь, помоги выбраться». Стоит в грязище по самую грудь, только голова одна торчит. Давай веревку, Альберт. Замерзнет человек.
– Иваныч, быстро туда. Это он!
– Кто он? – Недоуменно басит Пинчук.
Я хватаю двухметровый кусок плинтуса, оставшийся после ремонта, и выскакиваю на улицу. Следом за мной, пыхтя как паровоз, переваливается Степан.
– Показывай, где?
– Да вот он, – Пинчук освещает фонариком метровый провал, из которого зловонно струится пар.
Склонившись над люком, замечаю в глубине светлое пятно.
– Разин, ты?
– А кто же еще! Устроили вокруг отделения топь непролазную. Ни фига за порядком не следите. Люки я закрывать должен? А если бы ноги поломал, тогда что? Чего смотришь, тащи наверх! До костей продрог.
«Да здравствует наше бездорожье и разгильдяйство!» – Хочется орать во весь голос.
– Ты еще недоволен, урод! Тогда сиди тихо! Тебя из тепла на мороз никто не гнал. А выступать будешь – крышку люка поставлю на место, как ты желал, и забуду.
– Не поставишь, свидетели есть.
– А он ничего не видел.
Степан отрицательно крутит головой.
– Вот так-то – злорадствую я, – теперь понял, чего стоишь?
– От вас дождешься чего хорошего, – ворчит Разин. – Ну, давайте, в натуре, вытаскивайте! Что изгаляетесь над человеком!
Общими усилиями извлекаем грязного и вонючего Макса на свежий воздух.
– Дайте хоть умыться и почиститься, – хмуро глядя на меня, просит он.
– А зачем? Как есть, в камеру общую поместим. Если мокрым сидеть не желаешь, можешь догола раздеться. Так еще прикольней будет. Публика у нас простая. Вначале, возможно, не врубятся, а потом, кто-нибудь обязательно пригреет.
– Кончай издеваться! Воды что ли жалко?
– А вдруг опять сорвешься? Зачем рисковать?
– Никуда я не сорвусь.
– Тогда пошли.
Вместе со Степаном заводим Разина в умывальник. Он в один момент освобождается от верхней одежды и бросает ее в угол. Долго плещется под краном, смывая грязь.
– Возьми, одень, – появившийся Альберт сует ему старую милицейскую форму.
– Ты за кого меня принимаешь? Да ни в жизнь!
– Тогда пошли как есть! – берет его под локоть Альберт.
Макс, скрипя зубами, морщась и тихо матерясь, натягивает милицейские брюки и китель.
– Слушай, а тебе идет! – от души смеясь, басит Пинчук. – Недаром говорится, что форма красит.
Сморщившийся от бессильной злобы Разин, вновь водворяется в камеру. У решетки я задерживаюсь.
– Послушай, Макс, хватит дурочку валять. Ведь никуда уже не соскочишь.
Через пару часов вся твоя компания здесь будет. Давай, поговорим.
– Не о чем мне говорить. Я уже сказал, что ничего не знаю. – Разин отворачивается к стенке, показывая, что разговор закончен.
– Ну и хрен с тобой! – равнодушно говорю я и защелкиваю решетку.
Пинчук на ходу застегивает пустую кобуру. Его смена закончилась и сейчас он свободен, как птица.
– Иваныч, заскочи ко мне, дело есть.
– Не дурак, понял, – Он разворачивается на сто восемьдесят градусов и резво топает за мной. У меня в кабинете, не суетясь, выпиваем по стаканчику коньяку. Иваныч громко крякает от удовольствия, – эх, хорошо пошло!
– А когда у тебя непроходимость была? – шучу я.
– Не скажи! Бывает, вообще ничего в горло не лезет.
– Тогда еще по одной! – Я наполняю одну рюмку.
– А себе? – удивляется Пинчук.
– Я потом, дежурю сегодня, мало ли что.
– Тогда вопросов больше не имеем, – Пинчук резко запрокидывает голову, после чего, аккуратно ставит стопочку на место.
– Что за мазурик, никак важный?
– Да так, мелочь. Просто, «понтов» у него выше крыши.
– Может, помочь чем? Давай останусь!
– Не надо, Иваныч. Все нормально. Лучше домой топай. Скоро двенадцать.
– Дело, конечно, твое, как знаешь.
Степан на «ход ноги» выпивает еще и уходит.
Опять берусь за журнал, но никак не могу сосредоточиться. Из головы не выпадают ребята. Как там у них? Хоть бы отзвонился кто. Возникает вопрос – откуда? Пересаживаюсь в кресло, закрываю глаза и незаметно отключаюсь. Тишину кабинета в который раз разрушает бешенная трель местного телефона.
– Алле! Альберт? Какого… тебе еще надо! Опять убег кто-то?
– Нет. Разин с тобой говорить желает.
Глава 12
Дед, аккуратно подогнув полы пальто, с удобством развалился на переднем сиденье, предварительно отодвинув его до упора. Не обращая внимания на кряхтящего Петра, пытающегося позади него втиснуться в машину, с удовольствием закурил неизменную «Лайку». Салон сразу наполнился едким дымом.
Ермолин оглянулся. – Ну что, все на месте? Тогда поехали. С Богом. Толя, знаешь куда ехать?