Прежде чем ученый закончил предложение, с улицы раздался еще один, на этот раз более нетерпеливый призыв, кого-то в шуршащих юбках торопливо провели по коридору, открылась дверь, за которой показалась молодая девушка, прилично одетая, но несколько несобранная. Лицо девушки горело от спешки, светлые волосы растрепал морской ветер, но, если бы не шотландская угловатость скул и смуглость, ее можно было бы назвать настоящей красавицей. Извинения ее прозвучали отрывисто, почти как приказ.
– Простите, что прерываю, сэр, – сказала она, – мне необходимо немедленно поговорить с отцом Брауном. Вопрос жизни и смерти.
Отец Браун начал нескладно подниматься.
– Что-то случилось, Мэгги? – произнес он.
– Джеймс убит, это все, что мне пока известно, – ответила девушка, все еще тяжело дыша после спешки. – С ним снова был этот Ронил, я совершенно отчетливо слышала через дверь, как они разговаривали. Это были два разных голоса, Джеймс ведь разговаривает тихо и немного картавит, а у того второго голос был высоким и дрожащим.
– Этот Ронил? – недоуменно повторил священник.
– Да-да, Ронил. Я узнала, как его зовут, – второпях воскликнула девушка. – Я услышала, через дверь. Они ссорились… из-за денег, по-моему. Мне показалось, Джеймс несколько раз повторил: «Верно, мистер Ронил» или «Нет, мистер Ронил», и еще «Два, три, мистер Ронил». Но прошу вас, хватит разговаривать, пойдемте же скорее, мы еще можем успеть.
– Куда успеть? – поинтересовался доктор Гуд, который с большим любопытством наблюдал за девушкой. – Чем мистер Ронил и его деньги вызвали такую спешку?
– Я попыталась открыть дверь, однако она была заперта, – коротко ответила девушка. – Тогда я побежала на задний двор, куда выходит его окно, и забралась на подоконник. В его комнате было темно, но клянусь, я увидела Джеймса, он лежал в углу, весь съеженный, как будто его накачали наркотиком или задушили.
– Это очень серьезно, – мрачно произнес отец Браун, поднимая свои вечно выскальзывающие из рук шляпу и зонтик. – Кстати, я как раз рассказывал о вашем деле этому джентльмену, и его мнение…
– Сильно изменилось, – задумчиво произнес ученый. – В этой юной леди намного меньше кельтского, чем я предполагал. Мне сейчас все равно нечем заняться, поэтому я готов пойти в город с вами. Позвольте только надеть шляпу.
Через несколько минут все трое уже подходили к концу узкой невзрачной улицы, на которой жили Мак-Набы. Девушка шагала решительной походкой горца, дыша глубоко и ровно, криминолог шел размеренной походкой, как бы с ленцой, хотя в движениях его чувствовалась ловкость леопарда, священник же просто семенил за ними, изо всех сил стараясь не отставать. Эта окраина города в самом деле выглядела довольно тоскливо и навевала мрачные мысли, в полном соответствии со словами доктора. Разрозненные дома выстроились вдоль морского берега прерывистой линией, и, чем дальше от центра города, тем расстояние между ними увеличивалось. Над улицей сгущались преждевременные сумерки, кое-где подсвеченные невидимым закатом. Чернильно-фиолетовое море нашептывало что-то зловещее. Над запущенным задним садом Мак-Набов, который выходил прямо на песочный берег, торчали два черных голых дерева, словно руки демона, воздетые в изумлении к небу, и когда на улице навстречу путникам ринулась растревоженная миссис Мак-Наб, точно так же, расставив тощие руки, с лицом, скрытым тенью, она сама была немного похожа на демона. Доктор и священник почти ничего не говорили, слушая, как она, задыхаясь, повторяет рассказ дочери, сдабривая его новыми ужасающими подробностями и клятвенными заверениями отомстить и мистеру Ронилу за убийство, а мистеру Тодхантеру за то, что его убили, или последнему за то, что он осмелился захотеть жениться на ее дочери, а сам, видите ли, умер. Через узкий коридор они прошли от парадной до двери в комнату постояльца в глубине дома. Там доктор Гуд движением заправского сыщика приложил плечо к панели и выдавил дверь.