Черный Красавчик

Во второй половине дня нас с Горчицей запрягли в экипаж. С третьим ударом часов мы подъехали к парадному графа У… Дом был просто великолепен. Он вчетверо превышал размером хозяйский дом в Бертуик-парке. Но если позволено лошадям иметь свое мнение об уюте человеческого жилища, скажу, что у сквайра Гордона все было гораздо естественнее и лучше. Может быть, конечно, я так говорю потому, что не привык к показной пышности, которой отличался дом графа. Двое слуг в серых ливреях, красных бриджах и белоснежных чулках замерли в напряженных позах у входа. Вскоре послышался шорох шелковой юбки, и новая наша хозяйка сошла вниз по широкой лестнице. Это была высокая женщина с гордой осанкой. Наш вид явно ее чем-то раздосадовал, но она, не сказав ни слова, вошла в экипаж. Не могу сказать, что мартингал меня слишком мучил. Я и без него держал всегда голову примерно в таком положении, и шея моя особенно не болела. Куда больше себя я тревожился за Горчицу, но и она держалась совершенно спокойно.

На другой день мы опять ровно в три стояли у парадных дверей. Лакеи в ливреях находились на прежних местах. А новое платье хозяйки шуршало точно так же, как и вчерашнее. Оглядев нас, она снова досадливо сморщилась.

— Йорк, — величественно проговорила она, — мне просто противно смотреть на это убожество. Подтяните-ка им мартингал.

Спустившись с козел, Йорк поклонился и очень вежливо возразил:

— Прошу прощения, миледи, но эти двое три года не ездили с мартингалом. Для безопасности их следует приучать постепенно. И его светлость, ваш муж, так и решил. Но, если вы очень настаиваете, я могу подтянуть мартингал на дырочку.

— Именно это мне и угодно, — жестко произнесла хозяйка.

Йорк подошел к нам и выполнил приказание. В тот день я впервые понял, что судьба каждого из нас порой зависит от самой малости. Мартингал затянули всего на одну дырочку, а от удовольствия, с которым я всегда служил в экипаже, разом ничего не осталось. Особенно остро я это почувствовал на крутом подъеме. Достаточно вытянуть в таких случаях голову, и с легкостью взбираешься в гору. На этот раз все было не так. Из-за проклятого мартингала тяжесть кареты во время подъема пришлась мне на спину и на ноги. Они заболели. Дышал я тоже с большим трудом.

— Теперь, наконец, ты сам понял, что такое служить с мартингалом, — проговорила мне с грустью Горчица, когда мы снова вернулись в конюшню. — Только учти: это еще ничего. Если ремень больше затягивать не будут, я лично даже скандалить не стану. Но, если это будет продолжаться, я за себя не ручаюсь.

В ближайшие дни Йорк по приказу хозяйки подтянул мартингал еще на две дырки, но неприятные ощущения от этого почти не усилились. Прошло еще несколько дней. Ремень больше не укорачивали. В конце концов успокоилась даже Горчица.

— Если так, — сказала она, — работать, конечно, тяжело, но можно вытерпеть.

Знали бы мы тогда, что наши мучения только начинаются!

Глава XXIII БЕЗ ЕДИНОГО ДРУГА

Как-то наша хозяйка сошла к экипажу позднее обычного. Шелковое ее платье шуршало на этот раз куда громче.

— Отвезите меня к герцогине Б… — приказала она мистеру Йорку. — У нее сегодня прием в саду.

Гордая леди уже хотела сесть в экипаж, но тут мы попали в ее поле зрения.

— Йорк! — свирепо воззрилась она на кучера. — Сколько вам раз повторять! Эти лошади выглядят просто неряшливо. Только не говорите мне, пожалуйста, снова, что они не приучены к мартингалу. Все это глупости и одно баловство. Надо немедленно подтянуть мартингал, как принято.

Йорк неохотно слез с козел и подошел ко мне. Конюх остановился возле Горчицы, чтобы ей придержать голову. Мою голову Йорк оттянул назад. Я волей-неволей был вынужден выгнуть шею вопросительным знаком. В это время мартингал затянули, и я почувствовал, что не могу даже пошевелить головой.

Справившись с этим, Йорк попытался затянуть мартингал и Горчице. Но она прекрасно знала, что ей грозит. Едва Йорк расстегнул ремешок, Горчица взвилась на дыбы. Кучер такого не предполагал. От неожиданности он замер. Горчица тут же ударила его по носу, и шляпа его свалилась на землю. Конюх, стоявший рядом, тоже едва устоял на ногах. Опомнившись, конюх и мистер Йорк попробовали схватить рассвирепевшую лошадь за голову. Горчица оказала им бешеное сопротивление. Вновь и вновь взвивалась она на дыбы и вскидывала задние ноги.

Под конец ярость ее обрушилась на оглоблю. При этом, увы, пострадал и я. Горчица с силой ударила меня копытом в плечо. Неизвестно, что бы она еще выкинула, если бы Йорк, изловчившись, не сел ей на голову.

— Распрягайте Черного! — истошно закричал он. — Несите скорее ключ. Надо отвернуть дышло! А постромки перережьте ножом, чтобы с пряжками не возиться!

Один из ливрейных лакеев кинулся за ключом, другой откуда-то принес нож. Вскоре грум освободил меня от Горчицы, а заодно и от экипажа. Оставив меня, он снова бросился на помощь Йорку.