Черный крест на белой стене

Журавлёв улыбнулся, – я понимаю, что согласие получено? – и, увидев утвердительный кивок, продолжил: – Теперь обо всём по порядку. Относительно здоровья – вам не придётся стрелять и драться, от вас потребуются ваши умственные способности и некоторые специфические знания.

– Как офицера-артиллериста?

– Нет – он пристально взглянул на Пётра – как человека, хорошо знакомого с преступным миром, в котором враг никогда не заподозрит офицера русской армии.

Пётр дёрнулся как от удара: – Откуда вам это известно?

– Мы очень долго искали человека для выполнения этого задания, вы подходите идеально, – уклончиво ответил ротмистр, – хочу вас заверить, что в случае отказа, никаких преследований в отношении вас не последует. После лечения, вы будете вольны вернуться в действующую армию либо, комиссовавшись по тяжёлому ранению, вернуться в Бразилию. В любом случае, Россия будет вам благодарна, за проявленный героизм.

Немного помолчав, Пётр взял папиросу и смял мундштук. Елагин поднёс зажжённую спичку: – Если вы давно не курили, не затягивайтесь глубоко – посоветовал он.

Рассеянно кивнув, Пётр сказал, – если вы скажете, что меня после выполнения задания, отправят строить Амурскую железную дорогу, я всё равно его выполню, потому что, как вы правильно изволили заметить, я русский офицер, а всё остальное…, – он усмехнулся, – вторично.

***

– Значит, он согласился, – удовлетворенно произнёс начальник КОЖУ – это очень хорошо. Осталось проработать легенду, у вас есть предложения, Иван Афанасьевич?

Журавлев кивнул и раскрыл тоненькую коленкоровую папку: – Около четырёх месяцев назад, с Акатуйского серебряного рудника, совершил побег ссыльнокаторжный некто Арсеньев Пётр Самойлович, по кличке – Сарыч⁴⁵. Три месяца назад останки были обнаружены в тайге охотниками. Осмотр показал, что его задрал медведь. Тело, точнее то, что от него осталось, было опознано старшим надзирателем и командиром конвойной команды, по нательному кресту характерной формы и подписанному котелку.

– За что он был осужден? – спросил Белинский.

– Он, Евгений Геркуланович, осужден за вооружённый грабёж. По непроверенной информации, это был замаскированный под уголовное преступление. Экс⁴⁶, совершённый в Саранске четыре года назад. Я связался с тамошними коллегами и, они сообщили, что Арсеньев якшался с эсерами и с социал-демократами. На каторге тесно сошёлся с анархистами и глубоко проникся их идеями. На мой запрос из Акатуйского рудника сообщили интересную деталь. Осведомитель указал, что Арсеньев рассказывал о том, что Парвус⁴⁷ предложил Берлину за деньги организовать восстание в России.

– Вот тебе раз! – удивлённо воскликнул Белинский – ведь это свежая информация! Откуда она у него?

– Полагаю, от друзей-анархистов.

– А у них? Неужели они имеют сношения с внешним миром?

– Это вопрос уже к их начальству, – спокойно ответил Журавлёв, – для нас важны следующие моменты. Во-первых мы точно знаем что Арсеньев погиб, во вторых, он уголовник с политической окраской – лакомый кусок для германской разведки. В третьих, – из четырёх участников экса двое отбывают наказание на Сахалине, третий умер в прошлом году от чахотки, и четвёртый – Арсеньев, тоже покинул мир иной. И в четвёртых – Саранск, город со слабой политической активностью, который находиться за тысячу вёрст, так что вероятность встретить людей знающих Арсеньева лично, ничтожно мала. И ещё, – он скупо улыбнулся, – у них совпадают имена, что тоже весьма удобно для непрофессионала.

Полковник Белинский покачал головой – да, действительно, каждое лыко в строку. Он обернулся к Елагину: – Вы связались с Новороссийском? Что докладывает Мальдонатов⁴⁸ о предпринятых им мерах?

– Так точно, ваше высокоблагородие – поручик встал, но Белинский остановил его взмахом руки, – сидите, Павел Андреевич!

– В рамках поиска сбежавшего шпиона Новороссийским отделением предприняты следующие меры: взяты под наблюдение немецкие подданные, для чего в общество Римско-католического вероисповедания под видом рабочего внедрено доверенное лицо и отобрана подписка о сотрудничестве у помощника адвоката Зильберминца, российского подданного Берхарда Шнайдера.

– На чём его скомпрометировали? – спросил Евгений Геркуланович.

Павел Андреевич, смущённо улыбнулся, – на адюльтере с дочерью адвоката, у которого он служит.

– Сильный крючок, – кивнул он – будет служить не за страх, а за совесть.

– Безусловно, – кивнул Елагин – тем более, что он женат на двоюродной сестре своего патрона, и устроен к нему по её протекции. На особый контроль, ввиду политической неблагонадёжности, взята семья немецких подданных, прибывших из Германской Силезии, Фридриха и Марии Добровских, подозревающихся в шпионаже. Сейчас они по нашему указанию плотно разрабатывают Кондырина.

– Напомните поподробней – попросил Евгений Геркуланович.