Черный квадрат

Это его оскорбило до глубины души - Ирин халат, она не может не догадываться, неужели ей и это нипочем?! Но когда она вышла из ванной, видны были выше коленок ее загорелые ноги, матово блестела от воды и шампуня маленькая голова, из выреза халата наполовину выглядывали ее, белее ног и лица, груди,- такой свежестью повеяло от нее, такой естественностью, что Рэм Викторович разом забыл и о Логвинове, и об Анциферове, и о своих страхах и стыде за то, что сейчас произойдет, и опять накатило на него давешнее желание, и смелость, и чувство, что ничего дурного он не делает, напротив, он поступает так потому, что именно этого - смелости, легкости, открытости и естественности ему и не хватало в их с Ириной отношениях, с ней он никогда не испытывал той свободы и уверенности в себе, какие и должен испытывать мужчина рядом с женщиной.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, он подошел к Ольге, ни слова не говоря обнял ее, ощущая ладонями сквозь тонкую махровую ткань халата ее влажное, скользкое тело и слыша грудью, как бьется ее сердце. Она подняла на него глаза - так близко, что он увидел в них собственное отражение, и вдруг понял, что она единственный в мире человек, которому он может выложить все, что с ним стряслось за сегодняшний день. Но она его опередила:

- А ведь я с самого начала, еще тогда, у Нечаева, знала, что тем и кончится... И заруби себе на носу - не ты меня, дурочку глупую, заманил и соблазнил, а я тебя.

- Какая разница?!

- Большая. Чтобы ты не чувствовал себя виноватым. Если не передо мной, так...- Она указала чуть заостренным книзу подбородком с шоколадной родинкой под нижней губой на портрет Ирины, висевший на стене за его спиной. И тут же укорила себя: - Прости, я не должна была это говорить. Тебе неприятно? Извини. Просто ты знай - я сама. И хотела, и еще тогда знала, что это как-нибудь случится. Так что можешь спать спокойно.

- Ты, я... Я тоже знал с самого начала, еще когда ты была с Нечаевым...

- И о нем не надо,- прервала она его,- когда это было-то... Было, да сплыло, и вспоминать не стоит.- Неожиданно спросила: - Наверняка ты думаешь, что я со всеми так?..- Чуть отстранилась, заглянула ему в глаза.- Позирую голая перед чужими мужиками... Думаешь? - И сама же себе ответила: - Думаешь. Да, лезут, предлагают, обещают, но, если хочешь знать, я никогда... Не веришь? - И опять за него ответила: - Не веришь, куда тебе.- И совсем уж неожиданно: Если я буду клянчить, чтобы ты говорил, что любишь меня,- не надо, молчи. Да я и не буду!

- Не поверишь? - Он слышал грудью, как сердце ее колотится скоро, мелко.

- Хорошо, уговорил.- Она выскользнула из его рук, огляделась вокруг: Куда идти?

Когда все, чего он так страшился и чего жадно хотел, минуло и он лежал на спине, а она так и осталась на нем, уткнувшись лицом в его шею и душно дыша в нее, а он все еще не мог прийти в себя от того, как бесстрашны, беззастенчивы были ее - и его, его тоже, впервые в жизни! - ласки, как не похожи они были на ласки, которыми скупо, уклончиво и стесненно одаривали друг друга он и Ирина.

Она не удержалась - дрожа и выгибаясь под ним, на нем, рядом, все время требовала сквозь хриплые стоны: "Скажи, что любишь меня, говори, что любишь, говори, говори...", а он и без ее просьб шептал и шептал: "Люблю, люблю, люблю..." - и в этом не было неправды.

- Ты устала? - спросил он.

- Глупый, от этого кто же устает?! Тебе было плохо со мной? Только не ври!

- Такого со мной еще никогда... правда. И я никогда, ни разу не изменял... - запнулся, не смея произнести Ириного имени.

Она закрыла ему рот влажной ладошкой:

- Не надо о ней, грех. - Скатилась с него, легла рядом. - И вообще давай ни о чем не говорить.

- Но она - есть... - не удержался он.

Она долго молчала, потом усмехнулась:

- А меня - нет... - Не дала ему ответить: - Молчи! С меня, ты думаешь, как с гуся вода?.. - И настойчиво, будто это было самым главным: - Я просила, ну, когда мы этим занимались, чтоб ты врал, что любишь?..

- Не помню, не слышал, не до того было.

- Просила,- по привычке сама себе ответила,- дура дурой...- Приподнялась на локте, наклонилась над ним, все еще плотный, налившийся, острый ее сосок коснулся его груди.- Потому что я, представь себе, не могу без любви. Знаю, что нет ее, откуда ей взяться, а - не могу, вот и обманываю себя...

И - резко, зло: - Не тебя, а сама себя, себе лапшу на уши вешаю. Не верь! Никогда не верь! - Опять откинулась на спину.- Да и никогда больше у нас с тобой ничего не будет...

- Это я тебе говорил, что люблю...

- Потому что я клянчила, я себя знаю!

- Я сам. И если на то пошло, я-то не врал.

- Найди кого поглупее!

- Я тоже без этого, наверное, не могу.

- На минуточку! Чтоб накачать себя! Или потому, что меня жалко стало... Ненавижу, когда меня жалеют!

- Не на минутку, а... - Не надо бы ему это говорить, а сказал: - Только навсегда, похоже, этого не бывает...