Черный квадрат. Мои философские размышления здесь на Камчатке. Том 1

– И могли ли она тогда еще, и желать ему судьбы художника, и настоящего творца? Были ли в её окружении такие люди и настоящие творцы? А сама ведь она такая, мастеровитая, что взяв тонкую иголку, её не остановить до позднего вечера, чтобы она не плела свой особый узор на его нарядной кухлянке, которые он не раз по памяти повторил в своих многочисленных картинах, легко подаренных им затем другим и даже, выставленных им в Камчатском краевом и Паланском краеведческом музеях.

– Понимал и ощущал ли его дед Лэхтыле Василий, что его родной такой поначалу крикливый и такой ненасытный на материнское молоко внук будет выставляться даже в Японии, и затем в Петропавловске-Камчатском, и даже в далекой Москве, а еще и в Калуге и Суздале, а также его передвижная выставка не раз и не два облетит на вертолёте все юрты и даже яранги всего Корякского автономного округа? Могли ли предполагать его дед, что его внук будет писать для своего нымыланского олюторского племени о том, что он поведал ему тогда в детстве в своих сказках и своих рассказах нисколько, не преувеличивая силу, да и душевную мощь здешнего поистине свободного и такого свободолюбивого, как и все мы пришлые сюда люда и одновременно в душе ведь половцы?

– Предполагал ли и знал ли его отец Лэхтыле Василий Васильевич, как на века вперед будет прославлен их нымыланский род и всё нымыланское хаилинское их то племя, пришедшее в эти края буквально 4000 лет назад, а то может быть и ранее? Мог ли он надеяться, что его сын, его наследник увидит, столько городов, и стольких разных просвещенных и не очень людей, и всё же по древнему зову их предков обязательно вернется на их искони хаилинско-ветвейскую Родину и в своей, удаленной от того же люда Тополевке, создаст буквально здешний свой уникальный нымыланский народный университет поистине художественной красоты, университет здешнего камчатского знания и познания всего этого корякского мира, и еще он нам будет оттуда из своего далекого одиночества передавать своё видение другим соплеменникам, будет всем другим светить особым светом своей незапятнанной особой здешней чистоты и еще многим, и многим показывать, как по-настоящему каждодневно надо жить, и даже к чему им в этой жизни желательно бы стремиться?

– Ощущал ли тогда 6 октября 1930 года его дед по материнской линии Рультын Кирилл, каким смелым и каким опытным охотником-промысловиком станет его низкорослый, как кому-то покажется внук? Достаточно четко ли он разъяснил своему внуку, как надо долго выслеживать, как надо осторожно бороться с коварным, диким, сильным здешним камчатским бурым и ожиревшим к осени зверем, как его каждый раз побеждать, борясь естественно, прежде всего, за свою жизнь и за жизнь всего своего нымыланского ветвейваямского и всего хаилинского их корякского племени?

– Знали ли они все вместе и многочисленные их сородичи из Ветвей, Вывенки, Ветвейваяма, Таловки, Слаутного, Парени, Аянки, Караги, Апуки и Ачайваяма, Усть Пахачей и Верхних Пахачей, Култушного, Тиличики и даже из его родного Хаилино какая творческая судьба ему на этой землице уготована, по какой жизненной тропе и тропиночке длинной-предлинной он еще пройдет, как он и они переживут лихолетье тех грозных для всей страны 40-х, когда на его любимую Родину, на его никому и никогда непокоренную страну 21 июня 1941, когда ему исполнилось только ведь 10 лет, и он ничем-то помочь еще как бы и не может, навалится многомиллионная, вскормленная всей Европой армада германской военной машинерии?

– Знали ли они, не настигнут ли его опасные в этих краях болезни и будут ли у него внутренние те где-то в генетике его заложенные ими же природные силы, чтобы стать на свои крепкие ножки и, чтобы еще преодолеть извечный бич всех малочисленных северных народов такой коварный туберкулез, который не одно поколение талантливых людей сгубил, не дал развиться им здесь и в этих краях? А еще, чтобы избежать той, как огонь съедающий жизнь здешнего человека испанки (по современному гриппа и кори, так как в то время их не различали)? А еще, как ему пережить ту страшную детскую корь? А также еще такой грозный и опасный для всех нас дифтерит? Да мало ли нас поджидает напастей земных. Ведь инфекций сегодня ученые уже насчитывают около двух тысяч, если не более. Вон, в средние века чума, а теперь вот пострашнее чумы – лихорадка Эбола, а еще невесть откуда взявшаяся чума свиней, а то и неведомого ранее легионеллеза, от современных кондиционеров, а то и еще губчатая энцефалопатия с её сложными белками прионами, передающаяся от английских коров, или совсем новый из Восточной Азии птичий грипп. А по весне, столько перелетной птицы прет сюда с той же Юго-Восточной Азии и, что еще будет на головушку его и теперь вот еще и на нашу?