Божеский рай, благой рай — так себе представил человек — выражается в том, что после тяжелой, терновой и крестовой жизни человек получит вечный покой, где уже не будет никакой нужды и потребы в удовлетворении тела, там не будет ни родства, ни жен, ни детей, следовательно, в раю не будет и труда, ибо он не нужен, ибо не нужно там тело, там будут бессмертные души. Это одна часть человеков представила себе этот рай, в который имеет большую надежду войти после смерти своей на земле. Магометане, кажется, будут иметь в раю жен (<что> можно <будет> ждать при этом условии спокойствия, я сомневаюсь).
Такого, конечно, рая построить на земле нельзя, можно только магометанский.
Очевидно, христианские учителя убедились, что рая на земле нельзя построить, ибо на земле человек связан с телом, и несмотря на то, что Христос и сказал, что царство небесное внутри нас есть, все же все верят, что оно на небе и достигнуть его можно <только> после смерти: <христианские учителя,> обещая ему там благо, ставят условие строгой жизни человека на земле в борьбе с телом и обуздания его потребностей.
Ибо учитель христианский убежден был в том, что тело настолько развращается, что удовлетворить его нет возможности, поэтому поставил над ним дух; власть духа вышла отсюда в борьбе с телом, и учение духа разошлось с учением тела, т. е. материализмом, очевидно, толкующим, что мир есть только материалистический, но не идеалистический. Отсюда все должно быть материалистическим — наука и, конечно, Искусство, но дело в том, что производство Искусства нельзя осязать пальцами, то, же самое нельзя осязать даже машину. <Если> вы коснетесь автомобиля, будете ли вы осязать автомобиль, коснетесь ли вы картины, будете ли вы осязать лицо или предмет, изображенный в ней? Вы его не будете даже осязать и в себе, вы его будете воспринимать в своем представлении как свою фотографическую карточку, но осязать его нельзя будет вам никогда.
Таким образом, вещи-предметы и материалистичность мира в веществе мы не сможем осязать, как бы мы ни старались их оматериализовать, овеществить. Но мне скажут, как же так, каждый из нас осязает вещь, даже может, взяв в руки предмет, не видя его, сказать, что в руках его находится молоток, перо, различит даже, из какого материала сделан молоток — чугуна, меди, железа, дерева. Как же быть и можно ли поверить моим бредням? Но мне думается, что в таком случае нужно усмотреть аналогию с предметами Искусства: взяв в руки фарфоровую фигурку во тьме, мы не можем сказать, что взяли фигурку, принадлежащую Искусству или нет. Мы также, проводя руками в темной комнате по поверхности картины, не будем осязать лиц и тех предметов, которые на ней изображены, для этого нужно <картину> приблизить к другому аппарату, глазу<, и тогда> мы можем уже не касаться самим глазом, как пальцами, поверхности картины, но <можем> воспринять, увидеть через зрение те различные предметы, которые находятся на ней изображенными.
То же самое рука моя или спина моя, т. е. любая часть тела моего, может осязать любую вещь, которую я, конечно, знаю, другими словами сказать, <может> видеть, но это еще не значит, что я осязаю молоток; каждую вещь я могу видеть, осязать только тогда, когда условное оформление предмета зафиксируется в моем представлении; если этой фиксации не будет, ни одна часть тела не сможет ответить мне, что она осязает, даже не сможет определить температуру: жарко или холодно, это зависит от сознания, от введения туда известных понятий о страданиях и болях и иных представлениях.
Бывают случаи, когда бритвой или ножом разрежешь палец, нарушилось тело, но сам того не заметишь, даже другой человек обращает внимание и говорит, что это у вас кровь; следовательно, боли я не заметил, ибо, очевидно, не дошло до сознания. Сознанию предписывается многое, оно, так сказать, есть тот контроль, которому суждено контролировать все восприятия, идущие извне, и оформлять их. Но, к сожалению, в нем перепутаны все кнопки (как в Петроградском телефоне), сотворяется шум и делаются неправильные выводы. Так был им сделан вывод — в силу чего была постройка вавилонской башни, в силу этого же вывода возникли фабрики и заводы, труд. В силу этого было порабощение людей друг другом, приобщение Искусства к жизни, строительство вавилонских башен, в силу этого евангелисты говорят, что мир наступит на земле только тогда, когда Евангелие будет проповедовать<ся>, и принято всеми людьми земного шара. Тоже и другое Евангелие материализма говорит, что мир тоже будет тогда, когда всюду убедятся в существовании мира материалистического. Ну, а Искусство разве не может сказать тоже, «что мир наступит только тогда, когда во всем мире узнают, что мир есть красота», не имеет ли оно тоже права строить мир красоты. Как и все другие.