Черный лебедь

В принципе, я бы от нее не отказался. Что уж тут и говорить, Майя — самая красивая девушка из тех, кого я когда-либо знал. Но не лежала у меня к ней душа, не было того трепетного, зовущего в омут с головой чувства. Ну, красивая и красивая. А еще доступная. В прошлом году у нас был с ней небольшой роман. Все как положено — кино, вино и домино в постели. Внезапно все началось, внезапно и закончилось. Она закрутила амур с каким-то мальчиком из госуниверситета, а я целиком переключился на сдачу летней сессии. Прошло лето, начался новый учебный год, и можно начинать все сначала. Похоже, именно так и думает Майя — глаз с меня не сводит, интригующе улыбается. А глаза голубые, как небо в ясную погоду. Но Майя меня мало волнует. Мой взгляд сам тянется к первокурснице, которую мог бы назвать незнакомкой, хотя знаю, как ее зовут. Евгения, или просто Женя. Вот если где и есть женская изюминка, так это в ней. Или даже фунт изюму.

Но если б не было волнующей первокурсницы, я все равно бы нашел куда смотреть, лишь бы пореже встречаться взглядом с Майей. Само место, куда наш отряд определили на постой, располагало к созерцанию окружающего пейзажа. Прекрасное место, некогда величественное, а ныне бесхозно-запущенное. Это была старинная графская усадьба.

Красивое темноводное озеро, на крутом берегу которого, словно на постаменте, возвышается самый настоящий дворец. Роскошный шестиколонный портик с высоким фронтоном и куполом, парадная белокаменная лестница, тянущаяся до лодочной пристани, полуразрушенная церковь с колокольней без колокола, архитектурно-парковый ансамбль с фонтанами и павильонами. От былого великолепия здесь мало что сохранилось, но все равно усадьба производила впечатление если не ошеломляющее, то близкое к тому. Если закрыть глаза, то совсем нетрудно будет представить, как выходит из дворца барин-самодур Троекуров в роскошном, расшитом золотом халате, как прогуливается по парку его дочь, кисейная барышня Маша, как подкрадывается к ней «мусье Бопре». «Тихо, Маша, я Дубровский». Но, похоже, здесь есть своя Маша, то бишь Евгения. И свой поручик Дубровский, то бишь я, Всеволод Сокольский. Только вот Данилыч на Троекурова никак не тянет. Сейчас толкнет речь, расквартирует народ, закроется в своем кабинете, хряпнет на ночь бутылку дешевого коньяка, а там и трава не расти. Уж я-то это знаю, не впервой с ним «детей крещу». Правда, здесь, в этом чудном местечке, нам бывать еще не приходилось.

Да и не могли мы здесь бывать. Еще в прошлом году здесь размещался филиал какого-то техникума, который этим летом целиком и полностью перебазировался в новое здание где-то в областном центре. А брошенную усадьбу выделили пока под студенческий отряд. Что будет дальше, неизвестно. До города далеко, вокруг одни леса да поля. А сам дворец нуждается в капитальном ремонте. Может, и начнутся здесь реставрационные работы, но уже после нас. Как говорится, после нас хоть потоп.

Данилыч распустил отряд. Мальчики направо, девочки налево. То есть одни будут жить в правом крыле здания, другие в левом. Но это про мальчиков, которые приехали работать вместе с девочками. Мы же с Макаром приехали командовать. А это вам не мордой в грязь. Мы должны были разместить девушек в отведенном для них помещении, накормить и, пожалуй, обогреть. Поэтому мы повели наших красавиц во дворец. Увы, никто не ударил в литавры при нашем появлении. Хотя бы мазурку кто сыграл. Но некому. Пусто во дворце. И совсем неуютно. Двусветная полукруглая зала в центре, мрачные залы парадных анфилад. Никакой тебе позолоты, никаких хрустальных люстр, бронзовых статуй и ваз из тонкого фарфора, зато всякого хлама в избытке. Выбитые окна, изуродованная лепнина, замазанные краской настенные росписи.

— Безобразие, — громко прозвучал чей-то девичий голос. И уже тише: — Вандализм, варварство.

Макар возглавлял шествие, а я его замыкал. Мы оба уже успели побывать здесь, знали, куда вести девушек. И девушки знали, что в большой семье клюв нужно держать по ветру. Зазеваешься и прощелкаешь лучшую комнату, лучшую койку. Как бы на раскладушке спать не пришлось или даже на голом полу. Поэтому возмущенный голос никого не остановил. Толпа пошла дальше, и я бы по инерции проследовал за ней, если б не увидел, кого именно возмутило безобразное великолепие дворца. Это была Женя. Она стояла посреди главного зала и с интересом смотрела вверх под самый купол.

Она была возмущена, но вместе с тем ее завораживало хоть и унылое, но все же величие давно ушедшей эпохи.

— Что-то не так? — стараясь не выдавать своего к ней интереса, внешне бесстрастно спросил я.

— Да все не так! — сердито отозвалась она. — Какая здесь раньше красота была! А что сейчас?

— Бардак всего-то.

— Мягко сказано.

— А тебе сейчас мягко стелиться надо.

— Чего? — оторопело уставилась на меня Женя.

— Кроватей мало, раскладушек еще меньше. Гамаков вообще нет. Два варианта на выбор — или на полу спать лежа, или стоя, как лошадь. Тебе что больше нравится?

— Мне больше нравится кровать.

Она повернулась ко мне спиной и продолжила по своей воле оборванный путь.