Черный лебедь. Романы

Однажды ночью - это была семнадцатая ночь на острове, как впоследствии он вспомнил, и дата эта запечатлелась в его памяти благодаря тому, что случилось утром - она прямо спросила его о будущем. Собирается ли он еще какое-то время вести эту полную опасностей бродячую жизнь?

- Ах, это? Нет, можете считать ее уже законченной. Это дело, в которое я сейчас ввязался, будет действительно последним. Мне не дает покоя тоска по родине. Особенно в последнее время. Я в самом деле высказал Моргану свое единственное желание покинуть Карибское море и вернуться домой. И ради этого готов, подобно Генриху Четвертому, сменить веру, лишь бы снова ступить ногой на благословенную землю Франции, снова увидеть золотые виноградники и оливковые рощи на склонах гор, услышать родной тулузский говор.

Он сказал это мягким грустным голосом, затем вздохнул и замолчал в раздумье.

- Понимаю, - сказала она кротко. - Но менять веру? Для этого зов родины должен быть очень силен.

В ответ он неожиданно рассмеялся, но сделал это негромко, словно боясь потревожить майора, спавшего в своей палатке всего в дюжине ярдов.

- Это все равно, что голому говорить о смене костюма. Какими лицемерами бывают многие из нас, когда вопрос касается веры. А учитывая мою прошлую жизнь, стоит ли вообще останавливаться на этом и говорить об изменении веры так, будто это потребует от меня жертвы.

Впервые она услышала от него пренебрежительную оценку своего прошлого. До сих пор он говорил о нем почти с самодовольством, словно пиратство было обычным занятием, в котором он не видел ничего позорного.

- Вы еще достаточно молоды, чтобы построить новую жизнь, - сказала она, отвечая скорее на свои мысли, чем на его последние слова.

- Но что можно построить без материалов из Старого Мира? Учтите, каждый человек строит свое будущее из того, что ему представило прошлое.

- Не полностью, конечно. Часть материалов он находит в настоящем. И этого ему может оказаться достаточно. Вы сможете создать семью...

Он прервал ее, не давая нарисовать картину своего будущего.

- Семью? Я?

- А почему бы и нет?

- А вы не считаете, что все порядочное, что когда-то было во мне, совершенно погублено этой бурной жизнью, которую я вел?

- Уверена в обратном.

- Как вы можете это знать?

- Я доверяю своим чувствам. Я знаю вас. Думаю, что за эти несколько недель мне удалось немного узнать вас. Ну, а как с моим вопросом?

- Очень просто. Скажите сами, какую мать я смогу найти для своих детей?

- Не понимаю. Этот вопрос, конечно, вам решать самому.

- Нет. Он уже решен для меня. Моим прошлым. Разве что, сватаясь, прикинуться не тем, что я есть на самом деле. Я грабил, убивал, творил невообразимое. Я даже скопил на этом какое-то состояние. У меня есть владения на Ямайке и в других местах. И самой подходящей парой для меня была бы какая-нибудь шлюха, которой безразличны источники моих доходов. Я еще не пал окончательно - хотя и мог бы - чтобы дать такую мать своим детям. И не настолько пал, чтобы позволить себе добиваться женщины другого типа. Для меня остается только честь. Вернее, последнее слабое звено, связывающее меня с честью. И если бы и оно порвалось, я бы действительно погиб. Нет, нет, прекрасная леди, что бы я ни взял из Старого Мира для строительства новой жизни, если я дойду до этого, это будет не семья.

Он говорил с глубокой горечью. Затем он замолчал, и в это время на его руку упала светлая и влажная капля.

В изумлении он повернулся к ней. Она сидела, прижавшись к нему и немного наклонившись вперед.

- Присцилла! - воскликнул он с трепетом, осознав, в свою очередь, что его глубоко тронула ее сострадательность.

Словно смущаясь своего чувства, она резко и поспешно встала.

- Спокойной ночи, - быстро прошептала она.

Де Берни остался один.

- Благодарю вас за слезу, пролитую по погибшей душе, - тихо сказал он, глядя ей вслед, и поднес к губам руку.

Впоследствии ему приходилось признаваться себе, что в ту ночь, ложась спать под звездами, он чувствовал себя так, как будто какая-то часть грехов была снята с него сострадающей женской слезой.

В Тулузе, лет за 150 до описываемых здесь событий, жил де Берни, бывший довольно известным поэтом. Подозреваю, что какая-то часть таланта этого поэта жила в душе его пиратствующего потомка.

14. НИМФА И САТИР

На следующее утро, когда майор и де Берни пришли в хижину завтракать, Присцилла встретила их с жалобой.

Уже третье утро подряд мулат отсутствовал, когда следовало готовить завтрак, в результате чего ей приходилось в одиночку заниматься этим делом.

- Его нигде не видно. Каждый день он исчезает почти до полудня. Чем он занимается, и где он ходит?

- Возможно, ищет ямс, - небрежно ответил де Берни.

- Если так будет продолжаться, то он, похоже, никогда его не найдет. И вчера, и позавчера я видела, как он возвращался из леса с пустыми руками.

- Возможно, ямс стал редкостью, и ему приходится далеко уходить в своих поисках.

Очевидное безразличие де Берни к уходам слуги показалось ей любопытным, и она испытующе посмотрела ему в глаза.

- А не мог бы он заниматься этими поисками после завтрака?