– Живое напоминание штабистам-тыловикам о том, что их ожидает, если они и впредь не будут надлежащим образом исполнять свои обязанности. А вы слышали, Родль, как напыщенно он произнес: «Полковник граф Шенк фон Штауффенберг»?
– Лишаясь руки и глаза, очевидно, не обязательно лишаться и своего аристократического достоинства, – философски заметил адъютант.
– Ну-ну, аристократическое достоинство…
Что-то не понравилось Скорцени в этом офицере. Какое-то смутное предчувствие вдруг охватило его, когда он встретился с вызывающе недружелюбным взглядом этого одноглазого «вояки-африканера», как они в СД называли между собой подчиненных фельдмаршала Роммеля. Когда-то судьба уже сводила… А может быть, нет, может, еще только сведет[62]
его с этим отпрыском дворянского рода Штауффенбергов.«Просто жалость твоя слишком резко переросла в презрительное отвращение к его уродству», – попытался успокоить себя штурмбаннфюрер. Но получилось это у него крайне неубедительно.
– Пора выходить на взлетное поле, – вырвал адъютант своего шефа из плена предчувственных истязаний. – Через пять минут пилот должен завести мотор.
– Ничего, Родль, – вспомнил Скорцени о неудачном визите в ставку фюрера. – Мы еще вернемся в этот мир.
– И мы еще пройдем его от океана до океана, – словно на пароль, откликнулся гауптштурмфюрер.
85
Высокое свинцово-синее небо уже дышало ночной изморозью. Все поле вокруг было покрыто пепельно-белым саваном, от созерцания которого у Скорцени зарождалось ощущение холодной безысходности. Отмена операции «Черный кардинал» ввергла его в состояние какого-то внутреннего опустошения. Чувство, которое он сейчас переживал, можно было сравнить разве что с чувством альпиниста, вынужденного спускаться вниз, когда до заветной вершины остается каких-нибудь два-три метра.
Сзади послышались шаги. Скорцени оглянулся. В сопровождении двух офицеров к нему приближался рейхсфюрер СС. В Берлин они должны были возвращаться одним самолетом.
Гиммлер остановился напротив Скорцени. Стекла его очков источали тусклый свинцовый свет, словно расплавленные на застывших белесых зеницах пули.
– У политиков свои представления о нашей работе, штурмбаннфюрер.
– Я в этом убедился.
– Им трудно понять вас. Не огорчайтесь. В Берлине сразу же зайдете ко мне. У меня для вас найдется работа поинтересней.
Скорцени настороженно молчал, всматриваясь в свинцовые линзы очков рейхсфюрера.
«Ничего, кроме чаши святого Грааля, у вас для меня не осталось», – подумал он. Неудачей, постигшей его в кабинете фюрера, Скорцени тяготился так, словно это он, а не Гитлер, подал идею похитить папу римского, а его за это жестко одернули.
– Ознакомившись с некоторыми материалами, – бодро продолжал Гиммлер, едва заметно, через плечо, оценив расстояние между собой и оставшимися в трех шагах позади офицерами-эсэсовцами из личной охраны, – вы поймете, что в Берлине появилось не меньше «черных кардиналов», чем в Ватикане.
– Я догадываюсь об этом, господин рейхсфюрер.
– Но о кое-чем пока не догадываетесь. Их развелось слишком много, этих «черных кардиналов». И попомните мое слово: они вот-вот заговорят.