Черный Легион

Наш же мостик, напротив, взорвался шумом. В оккулус полетели вопли и крики, полные жажды убийства – до нас, наконец, дошло чувство облегчения от освобождения из нашей тюрьмы и невероятная правда о том, что нам противостоят наши былые враги. Это изгнало прочь то ошеломленное и бесполезное молчание, которое охватило нас после выхода в Кадианские Врата, и мы ознаменовали этот миг симфонией звериного рева и глумливого улюлюканья. Из глоток людей, пастей мутантов и вокализаторов шлемов легионеров раскатился шум – надрывная волна насмешек и ярости, от которой содрогнулся зловонный воздух на мостике. В этом звуке слышались радость, злоба и бешенство. Он освобождал. Очищал. Виндикта обрела голос.

Сигизмунд смотрел на нас так, словно мы были всего лишь воющими варварами. С его точки зрения мы ими и являлись. Он так и не обратился к нам напрямую, и не отступил от этого и сейчас. Он отдал приказ экипажу своего мостика и сбросил с плеч плащ, разоблачаясь перед грядущим боем.

– В атаку.

Ультио немедленно отреагировала:

– «Вечный крестоносец» атакует.

Распоряжений она ждать не стала. «Мстительный дух» задрожал, двигаясь навстречу кораблю одного с ним типа. С тех пор, как они ходили в одном небе, прошли сотни лет. Теперь им предстояло встретиться вновь.

Полномасштабная война в пустоте ведется в категориях сфер контакта. Наиболее крупные флотилии сражаются друг с другом в трехмерном боевом пространстве, где подразделения каждого флота занимают сферические зоны конфликта. В этих сферах располагаются их корабли сопровождения и истребители, а также их цели. Аналогичным образом из групп отдельных сражений складывается вся война, ничем не отличающаяся от полковых стен щитов Железного Века или же морских баталий Эпохи Мореплавания.

Как же хорошо все это звучит в теории. В реальности повсюду куда меньше порядка. После контакта с врагом не сохраняется ни один из планов на бой.

Сферы представляют собой постоянно меняющиеся локации, которые ежесекундно перемещаются и перегруппировываются по мере развития битвы. Следить за этими не поддающимися отслеживанию миазмами, где с каждым ударом сердца теряются десятки тысяч жизней, а для каждой атаки необходима стремительная последовательность расчетов, способны лишь наши лучшие умы.

У нас одним из мастеров на этом поприще был Валикар Гине, нареченный Эзекилем магистром флота Черного Легиона.

Однако никто из наших капитанов, включая и Валикара, не мог сравниться с Анамнезис. Ультио подчинялась приказам Абаддона и Валикара, но они опирались на ее гениальность. Она была машинным духом корабля – самим кораблем – но еще и многим сверх того. Марсианский Механикум изначально создал ее как центр моего первого боевого корабля, ныне сгинувшего «Тлалока», покрыв ее суспензорную емкость сотнями когитаторов, подключенных к ее сознанию, а также изъятыми и хранящимися в баках вспомогательными мозгами. Они превратили ее в общностную сущность, дав ей имя Анамнезис, но подлинную самостоятельность она обрела, лишь слившись с древним и воинственным машинным духом флагмана нашего Легиона. Став сердцем «Мстительного духа», она вновь раскрыла в себе инстинкты смертной и объединила их со своим холодным и расчетливым разумом.

Эзекиль назвал ее Ультио: ироничная отсылка к богине войны и мести Старой Земли. А еще – уверен, это вас не удивит – еще одно обозначение виндикты.

Усовершенствованные чувства Ультио очень тесно срослись с «Мстительным духом», и она воспринимала огромное множество возможностей пустотной войны настолько хорошо, что сравниться с ней составило бы проблему даже для повелителей Легионов. Она являлась одним из крайне немногочисленных удачных прототипов Механикума, сочетавших в одном машинном духе человеческое сознание, общностную память и улучшенный интеллект, и благодаря этой редкости была столь же полезна, как и любой военачальников Абаддона. Возможно, полезнее любого из Эзекариона. Я не раз гадал, стремился ли Абаддон в первую очередь заполучить мои таланты, или же обеспечение моей преданности было лишь необходимой мерой для контроля над Анамнезис. Когда я задал ему этот вопрос ранее, он расхохотался, и это не дало вообще никакого ответа.

Абаддона лихорадило с того самого момента, когда он услышал, как Сигизмунд отдал приказ атаковать. Хотя мы и вырвались из Ока, певцы и вестники Пантеона кричали все громче, привлекая его внимание. Странно подумать, это все происходило до того, как он принял на себя их метку и взял демонический клинок. В последующие годы смотреть на него – на Осквернителя, на Лорда Хаоса Восходящего – было все равно что глядеть в сердце солнца.

Однако Пантеон взывал к нему, уже громче теперь, когда он стал на шаг ближе к участи, которой они желали для него – участи, которую ему предстояло всю жизнь реализовывать и отвергать, будучи величайшим шансом Богов на победу и в то же время единственным человеком, кому они не могли довериться и кого не могли лишить свободы. Он смотрел на «Вечный крестоносец», и в его глазах горел огонь.