Наше появление вынудило несколько кораблей Даравека оторваться от резни, и по всему мостику зазвенел смех Ультио, отметившей их группой рун на гололите. Я проследил за потоком данных и немедленно увидел, что ее так развеселило.
– Его флот, – произнесла она вслух. – Он распадается.
Она была ранена и отвлечена на другие вещи, поэтому я мог простить ей гиперболу, однако отчасти она была права. Корабль за кораблем, группировка за группировкой Воинство Легионов расходилось на части. Их капитаны вернулись в материальный мир, и у них были заботы, далеко выходившие за рамки вражды Даравека и Эзекиля. Они смаковали свободу с тем же удовольствием, что и мы, и теперь брали судьбу в собственные руки, покидая его.
– Не стрелять по кораблям, которые бросают Воинство Легионов, – распорядился я. – Сосредоточить весь огонь на защиту наших пехотных транспортов. Ультио, подойди достаточно близко, чтобы завлечь абордажников. Мы хотим, чтобы они чувствовали себя, как дома.
– Принято, – согласилась она.
– И продолжай сражение только до тех пор, пока Валикар не сообщит о возврате абордажных команд. Как только «Тан» передаст по воксу об успехе, сразу же выходи из боя.
– Будет сделано, – пообещала она.
Пока я глядел на приближающийся флагман Даравека, мне невольно вспомнились слова Абаддона, сказанные им в ту ночь, когда мы спарринговали и он вынес свое решение по поводу моих неудачных попыток
Эзекиль, будь он проклят, вновь оказался прав. Вот почему он оставил меня на борту «Мстительного духа». Вовсе не из недоверия. Совсем наоборот.
Мой пульс участился.
– От «Домины» приближаются абордажные капсулы, – воскликнул один из членов смертного экипажа. Я уже улыбался и не мог себя остановить.
Я обнажил Сакраментум и посмотрел на свое отражение в серебристом клинке. Я все еще улыбался. По правде сказать, даже ухмылялся – на меня глядело лицо с оскаленными зубами и прищуренными глазами, как у Леора, когда он дрался на радость Богу Войны.
Я смотрел, как вокруг меня пылает мой родной мир, устраивал избиения и руководил геноцидами, однако мне все же нелегко целиком вспоминать бой в тот день. Любое действие эхом отдается в варпе, и битва была настолько яростной, что по ту сторону пелены вопили хоры демонов, которые состояли из множества чудовищ, ожидавших появления на свет.
Практически у всех, кто находится на борту боевого корабля, война в пустоте сжимает восприятие. От мира вокруг тебя остаются лишь содрогания палубы под ногами, грохот от ударов пушек по корпусу, да насыщенная, пышущая жаром какофония схваток в тесных коридорах. Внутри корабля сражаешься на территории, которая обладает размерами и сложностью города, а твое существование сводится к бесконечному труду: бою в одном туннеле за другим, закрытию абордажных брешей или же их удерживанию в открытом состоянии, ответам на приказы о смене дислокации, наблюдению за экранами гололитов, оттаскиванию тел в сторону для расчистки дороги или использованию их для баррикад – и все это делаешь, не зная, не погиб ли еще корабль вокруг тебя. Захвачен ли мостик? Война снаружи идет успешно, или вы уже обречены? Какую часть корабля уже заняли абордажные группы?
Здесь нет порядка, нет общей картины. Это одновременно траншейная война, сиюминутные бои в туннелях и партизанские действия. Рассудок возвращается лишь в кратких перерывах, когда урываешь достаточно времени, чтобы просчитать, где ты нужен дальше, или же где нужен больше всего.
Я находился вместе с Пастью Бога Войны: налетчиками и варварами, сражавшимися под знаменем Леора. Их черная броня была покрыта медными символами их божественного покровителя, а также хтонийскими рунами и иероглифами награкали, обещавшими кровь и черепа во славу Бога Войны. На доспехах виднелось грязно-золотистое Око Гора поверх Восьмеричного Пути.
Я дрался бок о бок с Леором и Нагвалем, убивая под металлический грохот тяжелого болтера и гортанный рев тигроподобного зверя, вымершего сотни лет назад. Мы продвигались, не думая о тактике, и шагали вглубь хаоса, сознательно становясь частью мерзкой лихорадки, которая охватила самые нижние палубы корабля.