Я узнал, что ниже поверхности весь Маэлеум был объединен: туннели и траншеи связывали между собой личные владения и подземные крепости. Чем глубже мы забирались, тем больше признаков указывало на то, что это место не разрушили, а бросили. Следов конфликтов становилось все меньше, их сменяли следы запустения. Мы так же часто находили тела умерших от голода или жажды, как и тех, кого рассекло оружие налетчиков. Дети Императора не проникли на самые нижние уровни в большом числе. Сюда они добирались уже как рабовладельцы и грабители, которым терпелось вернуться на поверхность с трофеями. А потому они предпочли осторожность пирата дотошности захватчика. Даже некоторые из арсеналов не были до конца разграблены, хотя обнаруженное нами там оружие и было в той или иной степени нерабочим.
Одной из диковин, обнаруженных нами в недрах, была огромная транзитная магистраль – ныне обесточенная и пустующая – с туннелем подземного подвесного конвейера между двумя крепостями. Мутанты, плодящиеся в лишенных света глубинах, почитали неработающие моторы как железных богов, моля их пробудиться ото сна. Представить не могу, сколько поколений рабов и слуг Легиона должно было скрещиваться под влиянием Ока, чтобы получились эти ничтожные создания.
Мне было их жаль, хоть и не в силу сочувствия, а из-за их бесполезности и невежества. Амураэль и прочие не обращали на них внимания. Телемахон счел их очаровательными и охотился на них, словно зверь на стада более слабой добычи. Он весело смеялся, устремляясь во мрак, откуда затем возвращался покрытым брызгами крови, которые высыхали на его броне.
Нагвалю тоже чрезвычайно хотелось их преследовать. Я всякий раз разрешал ему это, хотя бы чтобы рысь отвлеклась и перестала посылать импульсы, жадно настаивая, что убьет Телемахона, стоит мне только пожелать. Меня занимал вопрос, нашла ли себе подобную добычу Нефертари, все это время в одиночестве находившаяся на поверхности.
Амураэль был нацелен исключительно на хранилища геносемени. Он не особенно надеялся найти настоящий генетический материал, зная, что тот весь либо уничтожен, либо давно уже сгнил из-за отказа консервирующего оборудования. Вместо этого он старался перезапустить все системы, каким только мог вернуть подобие жизни, и в первую очередь искал информацию. Трудясь со своей обычной сосредоточенностью, он вытягивал из поврежденных архивов все знания, которые их удавалось уговорить выдать.
Меня подмывало спросить, не затягивает ли он наше путешествие, выбирая обходные маршруты, чтобы порыться в старых апотекарионах.
– Что ты делаешь? – бросил я Амураэлю в какой-то момент.
– Составляю монографию, – сказал он, наблюдая за тем, как информация загружается в архивные катушки его нартециума. – Трактат о всех аспектах геносемени Легиона. Это редкая возможность. Мне нужно каждое слово, когда либо написанное об этом процессе: весь путь от базовых схем и неудачных экспериментов до стабильной модификации.
– Мы уже в состоянии поддерживать то, чем обладаем, – произнес Телемахон.
– Едва-едва, – отозвался Амураэль, не отрывая взгляда от консоли на своем наруче.
– Если мы будем аккуратны, наша численность не упадет.
Амураэль все так же не поднимал глаз.
– Со временем упадет, будем мы аккуратны или нет. Но дело не только в запасах геносемени, которые у нас уже есть.
– Имена, – произнес я, прерывая их начинающийся спор. – Эзекиль не только собирает информацию о геносемени, он собирает имена. Имена всех Сынов Гора, кого заносили в архивы Легиона как точно погибших.
Такая точность была типична для Абаддона. Он собирал архив всех еще живых, подсчитывая и павших, и уцелевших. Это был лучший способ узнать, какой процент остатков Легиона уже поклялся нам в верности и находится в составе нашего флота. Остальных предстоит выследить и либо взять на службу, либо убить.
Кивок Амураэля подтвердил правильность моего предположения.
– Я был создан для более великих дел, чем управленческое архивирование, – сказал Телемахон. – Давай быстрее. Это место меня утомляет.
Чтобы добраться до Гробницы Гора, нам понадобилось еще два дня.
Саркофаг был пуст. Там, где прежде величественно покоился Гор – скрестив руки на груди и сжимая рукоять Сокрушителя Миров – теперь стоял огромный пустой гроб из растрескавшегося мрамора. Он обладал соответствующими пропорциями, отчего пустота выглядела еще более жалко. Золоченые надписи пропали, их сбили сапогами и молотами. От подсвеченных громадных окон подземного святилища остались только дыры в высоких стенах, а некогда изображенные на них картины триумфа и восстания превратились в бриллиантовую крошку, хрустевшую у нас под ногами. Черепа, взятые в качестве трофеев в бесчисленных завоеваниях, стали мелкой костяной пылью, которая неспешно кружилась в застоявшемся воздухе.
Люди Амураэля получили приказ ждать. Мы вошли внутрь одни.