Однако, подремать в седле не удавалось. Как только у меня ослабевали поводья, лошадь с рыси переходила на шаг, и я пробуждался. Ефим ехал сзади меня, и разговаривать нам было неудобно. Да и говорить было особенно не о чем, у каждого хватало внутренних переживаний.
По расчетам, мы должны были уже доехать до места встречи. Однако, моста все не было, и я начал волноваться, не сбились ли мы с пути.
— Мне кажется, мы заблудились, — сказал я.
— Нет, едем правильно, вон впереди мост, — ответил Ефим.
Я, как ни всматривался, ничего не увидел,
— Ты уверен? — спросил я.
— Я ночью, — сказал он, — вижу как кошка.
Мы остановились. На моих часах было ровно одиннадцать. До назначенного времени оставался час. Сначала нам нужно было проверить, нет ли засады, а потом самим подготовиться к встрече.
— Оставим лошадей около моста, — предложил я,
— Нельзя, — возразил кучер, — учуют чужих лошадей и заржут. Нужно отвести их подальше в лес.
Спорить было не о чем, и мы в поводу повели своих коняг вглубь леса. Впереди двигался Ефим, я — почти вслепую следом.
— Вот тут ладно будет, — сказал кучер, останавливаясь.
Мы привязали лошадей к деревьям, надели им на морды мешки с овсом и вернулись к дороге. Было холодно и сыро.
Мы шли опушкой. Под ногами предательски хрустели сухие ветки. Ефим нес ружье с единственным заря-дом, у меня была только сабля.
— Ты когда-нибудь стрелял из ружья? — спросил я его.
— Доводилось, — ответил он. — Когда был жив Иван Иваныч, брал с собой на охоту.
Я понял, что он говорит о покойном катином муже. Наконец мы вышли на дорогу. Начался мелкий осенний дождь. Не сговариваясь, мы начали не идти, а красться. Я увидел мост, только когда мы подошли к нему вплотную. Мы затаились, но никаких подозрительных звуков слышно не было.
Я тронул Ефима за плечо и показал, куда идти. Он кивнул, и мы спустились к воде. Речка Уклейка мирно плескалась между опорных мостовых бревен. Внизу, около самой воды, рос густой кустарник. В лунную ночь здесь было не спрятаться, но теперь это было незлободневно.
— Холодно, — сказал я, невольно ежась.
— Мы к холоду привыкшие, — откликнулся Ефим. — Скоро, поди, приедут.
Больше говорить было не о чем.
Придумывать планы действий, пока ничего не известно, было глупо. Оставалось ждать развития событий и действовать по обстоятельствам. Так прошло минут двадцать.
— Едут, кажись! — тихо сказал кучер, вытягивая шею, чтобы лучше слышать.
Действительно, к привычной тишине ночи и мерному плеску воды примешались какие-то новые звуки.
— Верховые, и не один, — опять сказал Ефим.
Я пока ничего такого, чтобы определить, сколько человек едет и даже откуда, не слышал. Однако, через пару минут и сам различил чавканье копыт о грязь дороги.
Конные приближались со стороны Уклеевска. Видимо, парикмахер оказался прав.
Стал слышен негромкий говор нескольких человек.
— Тихо! — зачем-то предупредил кучер, притронувшись рукой к моему плечу.
Я понял, как нервничает молодой парень и сказал ему в самое ухо:
— Не трусь, все будет хорошо.
Всадники подъехали к мосту и остановились на нашей стороне. Их было трое.
Рассмотреть что-нибудь даже наверху, на фоне более светлого, чем земля неба, было невозможно. Различались только темные силуэты.
— Иваныча еще нет, — сказал один из прибывших низким, сиплым голосом.
— Приедет, куда денется, он всегда припоздняется, — ответил ему бойкий тенорок.
— Кабы не опоздал, сговориться-то, поди, надо, — сказал первый.
— Успеем сговориться, а нет, так и сами дело решим. Нам же больше достанется.
Ничего не значащий разговор в данных обстоятельствах звучал весьма зловеще, хотя голоса были самыми будничными, как будто разговор шел об обычных хозяйственных делах.
— Федюнь, ты лошадь-то перековал? — спросил бойкий тенорок. — Али так и ездишь о трех копытах?
— Перековал, — подал голос невидимый Федюня. — Пахомыч совсем рехнулся, за подкову полтину содрал! Видано ли дело!
— И не говори, — вмешался сиплый, — за все про все плати. Так никаких денег не хватит!
— Это тебе-то не хватит?! — засмеялся обладатель тенора. — Твою кубышку потрясти, так на каменный дом в Москве наберется.
— А ты на чужой каравай рот не разевай!
— Тише, вы, — одернул товарищей Федюня. — Кажись, кто-то едет!
— Иваныч, поди, — равнодушно констатировал сиплый.
Невдалеке заржала лошадь. Один из коней троицы негромко ответил и несколько раз фыркнул.
— Он, — подтвердил тенорок, — я его Савраску без узды, по голосу знаю. Всегда до последнего тянет.
Послышался глухой стук копыт о настил моста, и над нами возникло новое темное пятно.
— Здоровы, что ли, разбойнички! — сказал знакомый голос урядника. — Как сами?
— Здорово, Иваныч, что припозднился?
— Никак, без меня управились?
— Куды ж нам без тебя, — поздоровавшись, недовольным голосом сказал сиплый. — Ты же у нас наиглавнейший!
— А ты, Фома, не можешь без подковырки!
— Ладно вам свариться, — вмешался тенорок. — Скоро полночь?
— Скоро, поди, — ответил урядник. — Коней надо увести. Вот-вот гости будут.
— Интересно знать, чего это твоего купчика в Уклеевск понесло?