Оснащение нарезного ружья оказалось таким же, что и гладкоствольного, за тем исключением, что пуля вставлялась в нарезы. Не дожидаясь, пока он зарядит и второй штуцер, я начал готовить «глушитель» — прорезал в дне тыквенного кувшина круглую дырку.
— Я им покажу, как шпионить, — решительно заявил штабс-капитан, направляясь с ружьем к прежней щели.
Я его остановил.
— Владимир Александрович, а вы сможете попасть в лазутчиков через кувшин?
— Зачем? — удивился он. — Я и так попаду.
— Нужно попасть не просто так, а вот с этого места, — я указал, откуда, — и еще выстрелить нужно через тыкву.
У Истомина от удивления округлились глаза. Он подозрительно посмотрел на меня, не смеюсь ли я над ним, потом догадался, что у меня не все дома.
— Тебе, голубчик, нужно в церковь сходить и поставить свечку Святой Параскеве Пятнице, она страждущим духом помогает.
— Непременно схожу, как только смогу. Так вы сможете, как я прошу выстрелить?
— Через кувшин? — уточнил штабс-капитан.
— Да, чтобы пуля пролетела через кувшин, — подтвердил я.
— С середины чердака?
— Именно!
— А зачем?
— Что бы наш неприятель выстрела не услышал.
— А почему он его не услышит? Это что, колдовство такое?
— Да, кувшины у Александра Егорыча заговоренные.
— Так бы сразу и сказал, а то я подумал, что у тебя в голове помутилось!
На том и порешили. Времени до встречи с магистром оставалось чуть меньше получаса, и можно было выстрелы подготовить. Мы с Ефимом сделали что-то вроде подставки под ружье, чтобы капитан мог стрелять с упора. Потом я обвязал оба кувшина веревками так, чтобы они висели на нужной высоте и не мешали Истомину целиться. Когда все было готово, он перекрестился и занял огневую позицию.
— Владимир Иванович, погодите стрелять! — в последний момент остановил я. — Если выстрел все-таки услышат, или один из лазутчиков увидит, что товарищ ранен, он ведь уйдет!
— Извини, голубчик, но одной пулей сразу в двоих я попасть не смогу.
— Давайте выстрелим одновременно!
— А ты что, умеешь стрелять? — удивленно спросил капитан,
— Если вы скажете, куда целиться, то с такого расстояния, думаю, что не промажу.
— Да? Тогда готовься, будем палить вместе. А целиться нужно на палец ниже цели.
Я простил капитану тавтологию и спешно занял позицию. Оказалось, что целиться через тыквенный кувшин неудобно. Он слегка покачивался на веревке и отвлекал внимание. Однако, это была моя идея, и не мне было проявлять недовольство. Когда я уже совсем было подготовился к выстрелу, мой кувшин начал поворачиваться вокруг своей оси, и я неожиданно вообще потерял своего пластуна из вида. К тому же щель, через которую мы оба целились, для двоих оказалась мала, и мне пришлось моститься и стоять в неловкой позе.
Ругая себя последними словами за тупость и непредусмотрительность, я попросил Александра Егорыча вырвать еще насколько дранок из кровли, а сам бросился переделывать приспособление, на котором висели кувшины. На все это требовалось время, которого почти не осталось. Наконец все было готово, и я опять занял позицию.
— Ефим, следи за противником, — попросил я. — Александр, начинай считать. Стреляем на счет десять, — сказал я капитану. Он, кстати, совсем не волновался, и задержки не вызвали у него ни малейшего раздражения.
Хозяин начал отсчет. Я прирос к ружью и начал медленно выжимать курок. На счет десять первым выстрелил Истомин. Я — после него, с задержкой в долю секунды. Глухо бухнули, почти слившись в один, оба выстрела. Я понял, что все мои старания оказались напрасны. Ничего из идеи с глушителем не вышло.
— Попали! Оба попали! — восторженно закричал Ефим. Я уже и сам увидел, как наши пластуны начали сползать в болото.
— Там услышали? — невольно крикнул я.
— Кажись, нет, — удивленно сказал кучер. — Как стояли, так и стоят.
— Быстро вниз, мне нужно выезжать, а у нас еще не оседлана лошадь, — заторопился я на первое свидание.
Оставив капитана в одиночестве наслаждаться триумфом, мы, наступая друг на друга, слетели вниз по лестнице и побежали в конюшню. Однако, сразу заняться лошадью не удалось. Я увидел, как за конюшней мелькнул силуэт человека, и это разом нарушило все планы.
Я поднял руку и сделал предостерегающий знак. Товарищи меня поняли, и Ефим бросился в обход строения, а мы с хозяином, приготовив оружие, прижались к стене. Я заглянули за угол. Мимо лица просвистело лезвие топора. Я едва успел отпрянуть, а Александр, напротив, выскочил на ход и кинулся вперед. Зазвенела сталь, и послышались очень неприличные выражения. Потом кто-то вскрикнул. Я бросился на подмогу, но ничего сделать не успел. Хозяин медленно отступал от оседающего на землю пленного Семена.
— Вот, — сказал Александр Егорович, после чего произнес десяток совершенно неприличных слов, таких, которые неловко приводить даже в наше время.
Я наклонился над Семеном. Он еще пытался встать, скалил ненавидяще зубы, но колотая рана на груди густо заливалась темной кровью.
— Ты же говорил, что он лежит связанный! — набросился я на хозяина.
— Так и лежал, — отводя глаза, недоуменно сказал он. — Когда только успел развязаться?!