Черный Магистр

Было заметно, что ротмистр смущен и не знает с чего начать. Он натянуто улыбнулся и, кося глазом в мою сторону, ответил:

— Пришло предписание от высшего начальства допросить вашего гостя, коий здесь присутствует.

— Что за глупости! — встревоженно воскликнула Катя. — Как так допросить? Почему, кто позволил?!

— Такие вещи полиции никто не позволяет, — вмешался я в разговор. — Слушаю вас, господин ротмистр.

— Здесь говорить неудобно, — продолжая смущенно держать кулак возле губ, — сказал он. — Извольте пройти со мной в участок.

Кудряшову наш разговор напугал, она еще не совсем отошла после нападения сумасшедшей Лидии Петровны, и вдруг следом новая напасть — меня приглашают в полицию!

— Зачем это, Борис Николаевич, Алексею Григорьевичу в такое позднее время идти с вами? Что это еще за спешка?

Я сразу понял, в каком сложном положении оказался ротмистр. С одной стороны, он не хотел поссориться с богатой и влиятельной горожанкой, с другой, боялся не выполнить приказ. Мне приглашение в участок совершенно не светило. В лучшем случае, будут держать до скончания века, пытаясь выяснить личность, в худшем — пришьют какое-нибудь преступление и законопатят в тюрягу.

Однако, альтернатив у полицейского был всего две, арестовать меня сейчас, что неминуемо должно было кончиться для него в лучшем случае разбитой головой, потому что я ни под каким видом садиться не собирался; отложить разборку на утро и, в случае моего побега, получить головомойку от начальства. Он, ничего не зная о первом нежелательном для себя варианте с членовредительством, попытался настоять именно на нем.

— Почему же время позднее? Вы, кажется, только что изволили прогуливаться по окрестностям. Я только что видел во дворе вашу запряженную двуколку.

Однако, Екатерина Дмитриевна жила в страшную эпоху крепостничества и беззакония и потому подчиниться представителю закона не согласилась:

— Глупости, Борис Николаевич, я Алексея Григорьевича на ночь глядя с вами не отпущу! Да я потом всю ночь глаз не сомкну! Уходите немедленно и приходите, если у вас до него такая нужда, утром.

Бедолага ротмистр оставил в покое кулак и губы и занялся вспотевшей красной шеей, начал протирать ее несвежим, мятым платком.

— Однако, это, Екатерина Дмитриевна, неповиновение властям! Как же можно-с не исполнять приказы!

— Я кажется, никак не служу по вашему ведомству, — резонно возразила Кудряшова. — А если вы будете нескромно себя вести, то я и на вас управу найду!

Ротмистр окончательно растерялся и не знал, что дальше делать.

Потом выбрал из двух зол меньшее и решился:

— Раз так, то пусть будет по-вашему, только нужно чтобы ваш гость непременно с утра пришел в участок.

— Вот и ладно, — согласилась Катя, — а теперь можете присесть.

Ротмистр снял фуражку, повертел ее в руках, не зная, куда пристроить, положил на резной столик и сел к столу. Вид у него был немного виноватый и, как все русские люди, вынужденные выполнять неправедные, по их мнению, приказы, начал извиняться за дурость начальства:

— Приказ об них, — он кивнул в мою сторону, никак не называя меня по имени, — пришел из губернии. Кто-то из наших доброхотов донес, что у вас проживает некто, извините, сударь, за грубое слово, безо всяких формальных бумаг.

— Это кто же у нас здесь такой доноситель? — сердито спросила Катя.

— Этого разглашать никак не положено, однако, как мы среди своих, не иначе как доктор Василий Егорович. Окромя него некому.

— Неужели Неверов? — поразилась Кудряшова. — Ему-то что за нужда пачкаться?!

— Думаю, исключительно из ревности.

— Как так, ревности? К кому?

— К им, — указал на меня глазами полицейский. — Он, доктор, тоже, видать, имел на вас виды. Простите за солдатскую прямоту.

— На меня? Почему? — смутилась и покраснела Катя. — Я, кажется, Василию Егоровичу никаких авансов не делала. Да и молод он для меня!

— Видимо, вашим состоянием весьма интересуется, — окончательно раздавил доктора ротмистр. — Как он человек небогатый, то и хочет женитьбой поправить дела-с.

— Фу, какая пошлость! — возмутилась хозяйка. — Он такой молодой, и какие мелочные расчеты!

— Не такие уж и мелочные, если принять в учет ваше состояние, — не согласился ротмистр.

— Впрочем, бог с ним, пусть это будет на его совести. Борис Николаевич, отужинаете с нами?

— Сочту за честь, — вежливо согласился названый гость.

— Тогда я пойду, распоряжусь, — сказала хозяйка и вышла из гостиной.

Мы остались с полицейским с глазу на глаз. Он еще дичился и смотрел на меня искоса. Наконец не выдержал молчания и спросил:

— А правда, милостивый государь, что вы императора Павла Петровича видели?

— Видел, и даже разговаривать довелось, — ответил я.

— И как они-с? Впечатлили-с?

— Честно говоря, нет. Маленький, дерганый и очень французской революции боялся.

— Как же такое может быть, коли они помазанники божьи, то должны и соответствовать! Государь должен за Россию перед Всевышним отвечать!