Черный Маклер

— Ну, кое-кто и сейчас есть. И среди вас, и среди нас. Вот сегодня, к примеру, поехали мои добры молодцы в Малаховку…

Дядюшка вцепился сухонькими пальцами в скатерть.

— Зашли они, это, внутрь дачи, туда-сюда, глядь — дверца секретная в подвал. А там под фундаментом печки — тайничок. А в том тайничке… мать честная!

Томин умолк, любуясь реакцией.

— Не дать ли воды? — спросила Шахиня старичка легким, вовсе не приличествующим случаю тоном.

Тот ощупал карман и вынул металлическую трубочку. Томин бдительно перехватил ее, дабы удостовериться, что там валидол, вытряхнул для него таблетку.

Старик довольно скоро оправился.

— Благодарю. Годы, знаете, берут свое…

— Идти сможете?

— Куда?

— Для начала в Малаховку, там разгар событий.

И Томин сделал приглашающий жест бледному, трясущемуся Шахову тоже.

Знаменский не вмешивался. Это был Сашин звездный час.

Шахов рванулся к жене:

— Лена, прости!!

Та, постукивая каблучками, отошла молча и села в кресло.

Дядю и племянника увели. Кибрит направилась за всеми, но вернулась. Опять приковывала ее эта женщина, опять в ее поведении крылась загадка. Ну кто так провожает мужа в тюрьму, пусть и нелюбимого!

— Елена Романовна, побыть с вами?

— Спасибо, не стоит. Все довольно удачно получилось… — она улыбнулась с непостижимой беспечностью. — На улице снег?

— Снег.

— Пойду погуляю.

Нет, не отделывалась от Кибрит, ей и впрямь хотелось подвигаться, посмотреть на людей.

— Хорошую мне шубу оставили, а? — спросила в передней, запахивая меховые полы без застежек: шуба для праздной женщины, не носящей сумок, не ездящей в общественном транспорте, где нужны руки, чтобы толкать и цепляться.

— Красивая шуба, — кивнула Кибрит.

«Что же тут стряслось до нас? — томилась она. — Нипочем не расскажет, хоть гуляй с ней до утра. Вот досада!»

— А знаете, Шутиков нашелся.

На Шахиню новость не произвела впечатления. Но внезапно лицо затмилось:

— Старика не отпустят? По возрасту?

— Вряд ли.

— Он будет жаловаться на здоровье — не верьте!.. Скажите Знаменскому. Скажете?

16

Сытая домоправительница Черного Маклера прежде работала продавщицей в малаховском магазине. То ли одурела от бездельной жизни, то ли что, но трудно было поверить, что когда-то Иван Тимофеевич не сумел ее обойти.

Что касается Черного Маклера, то многие из подозрений повисли, ничем не подкрепленные.

Он мог и лошадь умотать вдрызг. За что бился? За все. А когда, казалось, уже не за что было, то из принципа. Знаменский возился с ним долго и, разумеется, не сетовал. Крепкий противник его устраивал. И еще то, что его не надо жалеть, — не был он на этом свете никому нужен и дорог.

На Петровке о деле много говорили. «Форменный экзот!» — полыхал глазами Леонидзе. Знаменскому завидовали. Еще бы! Он на их месте тоже бы завидовал.

С Шахиней Знаменский встречался не раз, но причину кровожадного отношения к дядюшке она не прояснила. Скорее всего, из гордости, не позволявшей признаться, что следователь со своими предостережениями был прав. Так что Зиночкино любопытство осталось неутоленным. Хотя догадки, естественно, существовали и приближались к истине.

Томин месяца полтора ходил в героях и меньше всех интересовался Шахиней.

И — надо же! — именно ему довелось через несколько лет столкнуться с ней в провинциальном городке вдали от Москвы. При весьма драматических обстоятельствах, едва не стоивших ему жизни.