Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945

Должен сказать, что обширные катакомбы тянутся под городом еще с римских времен. (Одесские катакомбы – в основном бывшие каменоломни, возникшие в первой половине XIX в. и в дальнейшем расширявшиеся. – Ред.) Древние подземные переходы были построены для обороны или в подобных целях, о которых точно ничего не известно. На глубине девяти и даже пятнадцати метров существуют настоящие улицы, площади, огромные галереи.

И именно там обустроились партизаны. Под землей хранились их оружие и боеприпасы. К тому же, еще до вступления в город дивизий Антонеску, там была в совершенстве налажена организованная жизнь. Хлебопекарни ежедневно пекли свежий хлеб, имелись мясные и продовольственные запасы разных видов, типографии, ружейные мастерские и даже миниатюрная тюрьма. Радиостанция поддерживала постоянную связь партизан с гарнизоном Севастополя, который снабжал их своей информацией, передавал приказы из Москвы и фронтовые новости. Беспроволочные антенны искусно спрятали в свинцовые трубы, на вид безобидные.

Вначале немцы попытались послать под землю войсковые подразделения. Но выяснилось, что проникнуть туда через узкие проходы шириной в два метра, оборонявшиеся на выходе пулеметчиками в блокпостах из стали и бетона, невозможно.

Доложили Верховному главнокомандованию. Из Бухареста прислали специалистов-саперов, и те попытались разными способами взять верх над повстанцами.

В то же время продолжались убийства и подрывы складов боеприпасов и продовольствия. Офицеры штаба Антонеску в отчаянии рвали на голове волосы из-за неспособности добиться конкретных результатов.

Они испробовали все. Выходы из подземелья при их обнаружении минировались. Галереи затапливались. Но многие из них выходили в море, поэтому у партизан иногда просто промокали ноги. Пытались напрочь блокировать выходы. Патрули были выставлены на всех известных входах и выходах из катакомб. И в то же время московское радио продолжало каждый вечер публично выражать радость в связи с героическими подвигами партизан Одессы.

В отчаянии румыны пошли на применение отравляющих газов.

Подземные переходы обстреливались разными снарядами, гранатами и контейнерами с отравляющим газом. Но при отсутствии давления газ проникал недалеко. Этот последний способ признали безуспешным, как и все другие.

Становились все более жестокими карательные меры против гражданского населения. Надеялись посредством таких средств заставить партизан отказаться от борьбы. Но и это не дало результата.

Василий Укарин снова поднялся и наделил каждого из нас большим стаканом водки. Затем улыбнулся загадочной улыбкой.

– Именно на этом этапе я попросил у коменданта разрешение вернуться в эту маленькую деревеньку, в которой родился, – заключил он.

Он дружелюбно смотрел на нас, машинально потирая длинные пальцы своих скелетообразных рук.

Я пытался понять, для чего он рассказал нам эту историю, поскольку без знания причины этого испытывал неприятные ощущения.

Первым заговорил Карл:

– Когда же наконец партизан уничтожили?

– Когда? – произнес старик изменившимся голосом. – Борьба продолжается до сих пор. (Лишь в концу 1943 года оккупанты наконец нейтрализовали «подземных партизан Одессы». – Ред.)

После этого мы попрощались. Русский рассыпался в тысячах благодарностей за то, что мы оказали ему честь своим посещением, пригласил зайти снова.

Мы не обсуждали свой визит и не принимали никакого решения. Но, думаю, больше никогда не придем к нему. Этот тип неопределенным образом возбуждал тревогу, и я не мог не чувствовать, что, несмотря на его покорный вид и обходительность, он высказал нам то, что хотел, чтобы мы услышали то, о чем он хотел предостеречь нас.

И его рассказ давал обильную пищу для размышлений.

Когда мы молча возвращались в сумерках в лагерь, Франц сказал:

– Понимаете, вся эта фигня, которую сообщил нам старик, всего лишь подрывная пропаганда, распространяемая партизанами.

Мы с Карлом ему не ответили.

24 февраля. Почта, видимо, задерживавшаяся, как это часто случается, в том или ином месте, поступила сразу огромной кипой. Письма были отовсюду, некоторые отправлены в ноябре прошлого года.

Иногда полевая почта чересчур усердствует.

Клаус написал за всю семью. Короткое письмо по существу и без околичностей.

Все хорошо, за исключением мамы с ее невылеченным ревматизмом и папы с его ангинами. Что касается Лены, то от нее уже несколько месяцев нет ни слова.

Он сообщает, что семья переехала. Думаю, я знаю почему. С тех пор как папа оказался в тюрьме, знакомые люди избегают его по соображениям осторожности или из страха перед гестапо. Ему пришлось просить администрацию железной дороги отослать его назад в Гамбург.

Другая порция новостей несколько удивила.

Лизалотта пишет, что нашему ребенку уже год. Она дала ему имя Петер. Администрация Лебенсборна позволила ей содержать в пансионате ребенка чуть дольше. Судя по ее письму, младенец блондин, нормального веса и похож на меня.

Забавно, но я не ощущаю себя отцом.

6 марта. Зима кончается. По тысяче признаков заметно, что природа обновляется, меняет кожу.