Черный меч царя Кощея

...Мы вышли во двор. К вечеру уже похолодало, но, покуда осень не взяла своё, можно было насладиться последним теплом улетающего лета.

— Фома, пригляди за порядком, — на всякий пожарный попросил я, и без того прекрасно зная, что могу на него положиться.

Еремеев молча кивнул, он умел не задавать лишних вопросов.

Митя топал за мной, как дрессированный медведь. У меня складывалось впечатление, что он не то чтоб так уж боится, а скорее как-то отлынивает, что ли... Неужели всё это из-за той девицы Маняши, дочери кузнеца, из его же родной Подберёзовки?

— К колодцу подойди, Никитушка. И ты, орясина дуболомная, рядышком становись.

— Как на расстреле, — задумчиво буркнул Митяй, но тем не менее послушно встал слева от меня.

— Ну что ж, сотрудники верные, соратники надёжные, товарищи бессменные, — поочерёдно перекрестила нас бабка, — на святое дело идёте, девиц безвинных да жён законных из плена вражьего вызволять. А я покуда тут вас ждать буду, дела решать экспертизные...

— Договорились, — кивнул я, не чувствуя подвоха. — Ваше полотенце у меня. Куда и как выдвигаться?

— Дык туда.

— Куда? — не поняли мы.

— Туда, туда. — Яга указала узловатым пальцем на колодезный сруб.

Мы с Митей автоматически глянули внутрь. Холодная синяя вода плескалась внизу на глубине пары метров. Это в смысле нам туда?! Нет, конечно, я очень люблю Олёну, но...

— Батюшка сыскной воевода-а! — окликнули меня от ворот дежурные стрельцы. — Куды дьяка прикажете складировать?

Я обернулся на миг, и это меня сгубило. Короткий толчок в грудь. Чирикнуть не успел, полетел головой вниз, пятками вверх, так что только булькнуло. В себя пришёл, лёжа на мягкой траве, в висках слегка гудело, но вроде ничего не сломал, и одежда была сухая.

— А... Митя где? — неизвестно у кого спросил я.

Тут же раздался мат-перемат, и туша моего младшего сотрудника рухнула сверху. По счастью, я хоть как-то успел откатиться в сторону, и Митька брякнулся на нагретое место.

— Никита Иванович, вот что она творит, оглоедка старая?! Рази ж можно так вот, без предупреждения, в прыжке, пяткой в лоб?! Я ить в следующий раз могу и сдачи дать, с меня станется, вона скока раз на голову ушибленный...

Учитывая, что наш младший сотрудник может изливать душу на эту тему и час, и два, и три, пока не остановят, я предпочёл отключить слух и оглядеться. Место, в которое мы попали, не имело ничего общего с классическим понятием о Подземном мире. Никаких тоннелей, пещер, сводов, мрачных потолков, сырой земли, темноты и грязи. Скорее прямо наоборот — светло как днём, солнца не видно, но небо над головой есть, под ногами зелёный газон, с трёх сторон шумный лес, а на горизонте крепенькая крестьянская изба, окружённая невысоким забором. Как по мне, так вроде всё вполне себе прилично, но неугомонный Митяй и тут испортил всю ма­лину.

— Ох ты ж мне, сироте, безвинно брошенному! Вижу, вижу домовину страшную, избу ужасную! Как вокруг той избы тын тесовый, а на тыне том черепа скалятся-а! А два кола голы стоят, так небось по наши головушки-и...

Я приподнял его за шиворот и встряхнул:

— Мить, ты чего несёшь? На фольклорный фестиваль в Мюнхен собрался?

— Дык черепа же!

— Мить, они мышиные, — пригляделся я. — Самый большой, у ворот, кажется, птичий. Ворона какая-нибудь сдохла. Человеческих ни одного нет.

— Наши первыми будут?

— Не нагнетай. Приказываю сию же минуту прекратить слезоразлив до подбородка и соплеразмаз до ушей как поведение, недостойное сотрудника правоохранительных органов. Разберёмся...

Орать он, естественно, прекратил сразу, но за мной не пошёл. Выждал, пока я дойду до ворот, постучу, и только тогда осторожненько засеменил следом.

Раздался скрип отодвигаемого засова, и ворота распахнула очень милая девушка лет восемнадцати — двадцати, хорошо одетая, но почему-то с парой перьев в голове.

— Хау, скво! — не задумываясь, ляпнул я. — Пусть Великий Маниту будет благосклонен к твоему вигваму и дарует твоей семье много бизонов.

— И вам не хворать, добры молодцы, — ни капли не смутившись, ответила девушка. — Дело пытаете али от дела лы­таете?

Я на миг ступил, потому что пытки в отделении не практикуются, это вам скорее к царским палачам надо. А слово «лытаете» я вообще не понял. Выручил подоспевший Митя. Он скорчил жалобное выражение лица и заканючил, как профессионал на паперти:

— Ох ты гой еси, красна девица! А пусти нас в дом, тихих странничков! Тихих, скромных да богобоязненных. Ибо ножки наши притомилися, ручки опустилися, белы лица пылью припорошены...

— Хм... он у вас всегда такой?

— Нет, первый день, — признался я. — Сам удивлён. Но вообще-то мы сверху упали, мог и ушибить не то полушарие мозга.

— Сверху, говоришь? — вскинула чёрные брови девушка. — Ну тогда заходите, гостями будете. А если мой муж прилетит, так я вас спрячу, уж больно он сердит...