Черный менестрель

«Знаешь ли путь, ведущий?» —

«Знаю.» – «И каково

Быть тем, кому бог и случай

В огонь обратили кровь?» —

«Непросто.» – «А как быть с теми,

Кого за собою ведешь?» —

«Я знаю, сзади – лишь тени.» —

«Но знаешь ли, что найдешь?»

Снегом колючим ветер

В кровь раздирает тела.

Мир стал чертогом смерти.

Холод. Безмолвье. Мгла.

Нет ни тепла, ни света,

И кажется вечным бег,

И память ушедшего лета

Собою скрывает снег.

Черная ширма туч загораживает выщербленный диск луны. Тоскливый волчий вой где-то далеко за окном. Все вздрагивают от этого звука, доносящегося, кажется, из иного мира.

Менестрель невидящим взором смотрит в пламя, а его язык и пальцы словно живут собственной жизнью.

Той жизнью, которая способна в случае надобности остановить даже смерть…

«Сможешь ли путь осилить

Ты до конца?» – «Смогу.» —

«Хватит ли веры, силы

У остальных?» – «Помогу.»

«А выстоишь? Уж не проще ль

Расчистить дорогу огнем?» —

«Разумней – да. Но не проще,

Ведь пламя – в сердце моем.»

Слезы бессилья и боли

Падают, оледенев.

Остатки надежды и воли

Смерзаются в мрачный гнев.

Лишь малая часть ушедших

Бредет сквозь ночной мороз,

И полны безмолвные речи

Слепящим холодом слез.

Молчание почти осязаемо; люди боятся даже дышать – ибо музыка и резкий, холодный ритм слов вызывают в памяти образы того, что никогда и никому из них испытывать не доводилось. Сердца бьются в такт музыке; руки и ноги каменеют.

Спокоен только менестрель – но это спокойствие сродни неподвижности канатоходца, замершего над пропастью и готовящегося сделать следующий шаг…

«Сможешь ли ты жить дальше,

Зная, что столько смертей

Легли за тобою, отважный

Искатель минувших дней?» —

«Не для себя иду я;

Я – мог бы жить и там.

Те, кто пройдут – забудут,

Но – выживут.» – «А ты сам?»

Боль. Безнадежность. Рядом —

И мочи уж нет терпеть,

И тени поймали разум

В свою ледяную сеть.

Ногти впиваются в тело,

И краток сомнений укол —

Сердце в руках загорелось,

Прогнав предсмертную боль.

Короткий треск поленьев в камине, вырвавшаяся из пламени тучка золотистых искр – и у кого повернется язык назвать это совпадением?..

Ветер за прочными стенами постоялого двора заводит свою заунывную, дикую песню, и (еще одно совпадение?) ритм ее странно походит на музыку черного менестреля. Тот вновь усмехается, если только эту смесь презрения, неверия и самоиронии можно назвать усмешкой, и продолжает свой рассказ…

– Глядите! Да, путь ужасен,

Но больше дороги нет!

Да, крут он, нелегок, опасен,

Но вот путеводный свет!

Глядите же, люди мрака,

Желающие огня:

Не ждите иного знака,

Он здесь, в руках у меня!

Кровью горящее сердце

Ночной разгоняет туман.

Щиплет глаза, как перец,

Поднявшийся ураган.

Ватные, движутся ноги,

И слабость приходит вновь;

Капля за каплей, дорогу

Во тьме отмечает кровь.

В глазах начинает двоится; дым очага клубящимся маревом пробуждает ТУ, другую память – уходящую в прошлое не на годы даже, а на тысячелетия. Зал гостиницы становится призрачным, а надвигающаяся с севера черная стена ледника Великой Ночи – реальной.

Почти реальной.

Потому что создавшая картины былого музыка одновременно не позволяет позабыть об ЭТОЙ действительности…