Черный мятеж

– Оставайся с нами на пикник, дружище! Как говорят у вас по-русски – повеселимся от души!

Сытин проигнорировал предложение Онигминде, глядя на подъезжающую машину.

К бамбуковой хижине подкатил открытого типа грузовой джип. За рулем сидел африканский пацанчик лет четырнадцати. Двое таких же вооруженных подростков вышли из машины и вывели офицера полиции. Это был тот самый офицер с повязкой на голове, у которого Мазур в аэропорту конфисковал мобильный телефон.

– Перебежчика привезли! – комментировал пацанчик, сплевывая сквозь щербатые зубы.

Офицер-дезертир быстро рассказал подробности захвата аэропорта французами. Пояснил и причину своего бегства:

– Я давно не верил в победу властей, а тут и подходящий случай! Я хотел сообщить вам о девушке, сэр!

– Где она?! – возбужденно спросил Сытин.

Офицер рассказал о французском адъютанте из Легиона:

– Этот адъютант увел ее силой! Я нашел вашу дочь и хотел выйти на ваших людей! А он отобрал ее у меня и еще мой мобильный телефон! И около тысячи долларов, сэр! Вы можете найти его по моему мобильнику! Я только вот немного позабыл номер! – беззастенчиво врал он, набивая себе цену. – Могу я рассчитывать на вознаграждение, сэр? Я обязательно вспомню!

Один из пацанов с размаху тяжелым ботинком заехал перебежчику между ног. Тот упал, скуля от боли, а малолетка сунул ему в ухо дуло автомата. После такого вознаграждения перебежчик вспомнил все. Не прошло и минуты, как Сытин набирал номер на мобильнике.

– Где моя дочь? – по-русски тихим голосом спросил он, хоть его и трясло от возбуждения.

– Я вас слушаю! Кто со мной говорит? – невозмутимо отвечал некто по-французски, но с акцентом, выдававшим в нем русского.

– Если с ее головы упадет хоть один волосок, я тебя, сука, урою! Понял? – проорал Борис. – Немедленно вези ее ко мне!

– Вы ошиблись номером, я вас не понимаю, – продолжал говорить легионер и, не дожидаясь дальнейших слов собеседника, отключил телефон.

Сытин всегда славился практически неограниченными возможностями. Обезумевший от злости, он пообещал немедленно доставить на вертолетах новую партию автоматов и боеприпасов, если они прямо сейчас займутся поисками дочери. Алчный африканец уже не сомневался, что таким образом партия вооружения достанется ему задаром.

– Где, ты сказал, дислоцируются французы из Иностранного легиона? – поинтересовался чернокожий громила у перебежчика и, не дожидаясь ответа, выстрелил из пистолета ему в ногу.

– А-а! Где-то на берегу залива, около Лагоса! – кричал, обмочив штаны от страха и боли, невезучий офицер.

– Все очень просто! Завтра же она будет у тебя, дружище! – белозубо улыбался Онигминде Сытину.

Перебежчик катался по земле, истекая кровью.

– Убрать эту падаль! – приказал Онигминде своим подчиненным.

Подняв перебежчика, пацаны понесли его в сторону от лагеря. Вскоре оттуда донеслись выстрелы.

Сытин позвонил Краевскому и сообщил ему номер, после чего немного смягчился, услышав, что тот активно занимается поисками его дочери.

Глава 14

На улицах Лагоса наблюдалась обычная для гражданской войны картина. Развороченные улицы, сожженные машины, выбитые окна и витрины, покосившиеся фонарные столбы, догорающие мусорки… Если бы среднестатистический европеец увидел все это, то непременно сказал бы всезнающим тоном: «обычный погром». Всего лишь один штрих превращал уличный развал в свидетельство необъяснимой жестокости и не поддающейся рациональному анализу бесчеловечности. Прямо на мостовых, среди грязи, мусора и покореженных железных каркасов, валялись трупы людей. У многих тел недоставало какой-либо конечности, руки, ноги и головы были разбросаны по всей улице, будто фрукты из случайно упавшей с торгового лотка корзины. Запах паленого мяса и гниющей плоти довершал чудовищную атмосферу кровавой бойни.

Впрочем, как уже было сказано, для Лагоса такая картина не была чем-то необычным. После подобных уличных стычек еще долго люди будут опасаться появляться здесь. Чаще здесь руководствуются древними племенными позывами, примитивной жаждой мести и крови. А жаркий влажный климат довершает дело. Поэтому в Лагосе и других крупных нигерийских городах мор и эпидемии стали не менее закономерными, чем, например, регулярные засухи и песчаные бури в Сахаре.

Понятно, что в такой ситуации народ мог доверять своим властям весьма относительно. Власти и сами чувствовали себя настолько неуверенно, что постоянно боялись, как бы чего похуже не вышло. Хотя понимали, что хуже уже некуда. Ни иностранная поддержка, ни дислокация миротворцев ООН не вселяли в них никакой уверенности. Но ведь проявить неуверенность перед толпой – значит подписать себе смертный приговор. И замминистра, занявший свой пост в результате точно такого же государственного переворота, не мог этого не понимать.