Черный мотылек

Она решила назваться Урсулой Вик. Так и скажет: «Меня зовут Урсула Вик». В будущем она сможет вернуть себе девичью фамилию, отбросить имя «Кэндлесс», которое превращает ее во вдову знаменитого писателя. Отворив калитку, Урсула прошла в сад отеля. Лужайки окаймляли гортензии, ярко-голубой цвет контрастировал со столь же ярким розовым. Уродство, мысленно произнесла она, отсюда смотрится еще хуже, чем с пляжа. Гортензии выглядели точь-в-точь как лакмусовая бумажка после опыта, о котором она где-то читала: от щелочи розовая полоска голубеет или, наоборот, голубая становится розовой. Они экспериментировали с лакмусом в школе на уроках химии, но Урсула не помнила, какую реакцию вызывает кислота, какую — щелочь. И к гортензиям это, наверное, неприменимо.

Она подошла к главному входу. Швейцар в коричневой униформе распахнул дверь. Внутри оказалось темно и прохладно. Стрелки на стене указывали путь к крытому бассейну, столам для пинг-понга, магазину, парикмахерской, бару. В этом баре они с Полин выпивали, но не оставались ужинать, так что Урсула не знала, в какой стороне столовая. Стеклянные витрины на стенах заполнены украшениями, керамикой, купальниками.

За стойкой стояла молодая женщина с длинными рыжими волосами, сверяла записи в гроссбухе с данными на экране компьютера.

— Добрый день, миссис Кэндлесс, — она посмотрела на Урсулу.

Прощай план назваться Урсулой Вик.

— Мы так огорчились, узнав о мистере Кэндлессе, — продолжала рыжеволосая, и дальше будто по книге: — Мы все глубоко сочувствуем вашей тяжкой утрате. Полагаю, вы получили от мистера Шофилда письмо с изъявлением соболезнований от лица нашего персонала?

Урсула кивнула, хотя в точности не помнила. Сотни писем.

— Чем могу помочь, миссис Кэндлесс? — проникновенным голосом спросила девушка.

— Я хотела узнать, нужны ли вам временные няни.

Девушка слегка выпятила губы — сочные, красные губы, похожие на мякоть спелой клубники.

— Всегда нужны, миссис Кэндлесс, особенно в сезон. Хотите кого-то порекомендовать?

— Да, — ответила Урсула. — Себя.

Потребовались дополнительные объяснения — именно поэтому Урсула не хотела называть свое настоящее имя. Пришлось подтвердить еще и еще раз: да, она действительно хочет этого, действительно готова посидеть с детьми постояльцев, скажем, два раза в неделю, она любит детей. Это стало бы приятной переменой… Тут, к своему стыду, она вынуждена была сослаться на свой статус вдовы, на потребность выбраться вечером из опустевшего дома. Рыжеволосая отнеслась с пониманием. И подоспевший менеджер мистер Шофилд — тоже.

— Готовы всячески поддержать вас в вашей скорби, миссис Кэндлесс, — бормотал он, словно это отель оказывал Урсуле услугу, а не она ему.

— Спасибо за письмо, — поблагодарила она.

— Был рад, — неуклюже ответил менеджер и покраснел, осознав допущенную неловкость.

— Начнем с четверга, — предложила рыжеволосая, исходя, по-видимому, из принципа: чем раньше начать лечение, тем лучше.

Она что-то записала в своем гроссбухе. Урсула еще раз поблагодарила обоих и на обратном пути гадала про себя, как-то судят и рядят эти двое о ее странностях теперь, когда она не может слышать их разговор. Вернувшись домой, она прямиком направилась в маленькую комнату, считавшуюся «утренней», где на круглом столике громоздились все письма с выражением соболезнования.

По маркам на конвертах Урсула догадалась, что письма шли со всего света. Жаль, у нее нет знакомого мальчика или девочки, которые собирают марки, но, возможно, такой филателист повстречается ей, когда она будет сидеть с детьми. Ведь не за младенцами предстоит присматривать — за детьми до десяти лет. Урсула вытащила из шкафчика под мойкой большой черный пакет, принесла из гостиной ножницы (они хранились в шкатулке для рукоделия, доставшейся ей от матери).

Она принялась вырезать марки из всех конвертов подряд — успокоительное, приятное занятие. Марки Соединенных Штатов и Австралии, Швеции и Польши, Малайзии и Гамбии. Некоторые на редкость красивые, с птицами, бабочками. В итоге накопилось шестьдесят семь иностранных марок. Урсула сложила их в новый конверт, а письма, так и не распечатав, свалила в черный пластиковый пакет. Какое облегчение она испытала, решив не отвечать на них!

4

Когда гости разошлись, Питер, цитируя то ли Гете, то ли кого-то еще, произнес: «Довольно приятные люди, но, будь они книгами, я бы не стал их читать».

«Покинутый водяной»

Хоуп слишком рано добралась до улицы, на которой располагался ресторан, и нашла убежище в «Лауре Эшли»^[3] на противоположной стороне. Она из принципа никогда не приходила вовремя, тем более заранее, на свидание с мужчиной (разве что с Фабианом, но он не в счет). Требовалось опоздать на несколько минут. Опоздание давалось ей нелегко, Хоуп была пунктуальна от природы, однако старалась, как могла.