Черный мотылек

Пальмовый крест остался лежать на столе поверх экземпляра «Спектейтора» — там, где положил его Фабиан. Что-то в этом предмете тревожило Сару, не давало покоя. Ей не хотелось задумываться, разбираться с этой зацепкой, но выбросить причудливо сложенный стебель за дверь, чтобы поутру его смели кэмденские мусорщики, было бы жестом отчаяния, о котором можно пожалеть.

Когда Хоуп и Фабиан ушли, Сара вынула из шкафа краткий Оксфордский словарь, заложила пальмовый крест между «Графом» и «Динамичностью» и вернула книгу на полку.

11

Времена меняются, меняются и взгляды. Дед Оливера стыдился бы, если бы его жена ходила на работу, а Марка смущало, что его жена сидит дома.

«Впроголодь»

Узнав все факты, мистер и миссис Джон Джордж Кэндлесс стали относиться к ситуации с подозрением. Джон Джордж прошел через три стадии сомнения: неверие, размышление и крайнюю обеспокоенность. Он предлагал не отвечать этой девице вообще или резко отказать. Но тут Морин встревожилась: а что, если девушка поместит эту историю в книгу? Лучше самой присутствовать при разговоре, разобраться что к чему. Хорошо, сказал Джон Джордж, и предупреди ее, что я собираюсь обратиться к своему адвокату.

Оба они прежде не слышали, что у тетушки Джоан был младший брат, который умер в детстве. Братишка по имени Джеральд Кэндлесс. Откуда им было знать? Тетушка Джоан приходилась Джону Джорджу не родной тетей, а троюродной, к тому же все это случилось так давно.

— Тетушка Джоан очень расстроилась, — продолжала Морин. — Никогда раньше она так не плакала. А эта девица опять хочет встретиться с ней.

— Тут дело нечисто. Наверное, она охотится за деньгами тетушки Джоан.

— Откуда у нее деньги, Джон?!

— Так всегда говорят — а потом выясняется, что денег у человека полно.

Итак, поскольку Джоан не хотела отвечать письменно, Морин позвонила Саре Кэндлесс и постаралась притвориться, будто все нормально. Пусть приезжает, если ей надо, но мистер и миссис Джон Джордж Кэндлесс просят не забывать, что Джоан уже немолода и лишние переживания ей ни к чему. Морин будет присутствовать при разговоре и проследит, чтобы дело не зашло слишком далеко.

Похоже, они боятся, как бы я не украла столовое серебро, с досадой подумала Сара. Она сама не знала, о чем собиралась спросить Джоан Тэйг. Если завести разговор о друзьях и знакомых, которые жили поблизости, когда умер ее брат, сильно ли это расстроит Джоан? Или ее огорчает любой намек на те времена? Можно попросить фотографию мальчика. Но зачем ей фотография? Сара вспомнила толстый альбом со снимками, который Джоан выложила перед ней на стол, но посмотреть его они так и не успели. Раньше любили групповые снимки — футбольная команда, выпускной класс. А дети из подготовительной группы?

В назначенный день Сара поехала в Ипсвич, заблудилась и попала в центр города. Здесь было множество церквей и улицы назывались по ближайшей церкви — не отсюда ли пальмовый крест? Она пыталась представить, как отец жил здесь ребенком, ходил по этим улицам за руку со своей мамой, но фантазия не работала. Слишком многое в городе переменилось, вместо частных магазинчиков — супермаркеты. И все же он жил здесь, в этом Сара себя убедила, за этот жалкий клочок информации она цеплялась, помня о саффолкском акценте.

Когда Сара добралась наконец до Рашмир-Сент-Эндрю, дверь ей отворила Морин, отрывисто представившись:

— Миссис Кэндлесс.

Морин оказалась крупной женщиной, жирной, тяжеловесной, пугающе несимпатичной. Пока она сидела спокойно, лицо оставалось угрюмым, если же Морин оживлялась, грубые черты лица словно пытались вытеснить друг друга: тяжелая челюсть, толстые губы, большие губы, заостренный нос, кончик которого дергался сам по себе.

— Она вам ничего не скажет, — заявила Морин. — Вы напрасно потратите время.

На этот раз не будет чая и печенья на блюдечке с бумажной салфеткой. Джоан Тэйг сидела, напряженно выпрямившись, на самом краю кресла, в котором она могла бы устроиться гораздо удобнее. Ей было не по себе, и старуха не могла этого скрыть. Не по себе с тех пор, как Сара навестила ее: дурные сны, ушедшие много лет назад, вернулись. Даже наяву, занимаясь чем-то посторонним, Джоан слышала вдруг тонкий измученный голос, словно в доме живет ребенок, и ребенок этот страдает: «Голова! Голова болит!» Она готовила ужин для своего внука Джейсона, стояла у плиты и жарила картошку, но тут дитя окликало ее, и глуховатая старуха отчетливо слышала голос.

Разумеется, чете Джон Джордж она в этом не признавалась. Не посвящала их в подробности, сообщила лишь основные факты и удивилась, что они ничего об этом не знали, даже обиделась — как это мать Джона Джорджа никогда не рассказывала ему о Джеральде, о его смерти, словно братика никогда и не было на свете? Морин, конечно, добра к ней, возит в «Мартлсхэм Теско», — но зачем ей сегодня Морин? И эта Сара ей тоже ни к чему. Никто ей сейчас не нужен.