— Совершенно верно! — сказал полковник. — Эти негодяи с некоторого времени слишком уж нагло нападают на колонистов, пора их хорошенько наказать. Что же касается Эстевана, — прибавил он, — то я вижу, что обстоятельства требуют правильно организованного похода, для чего пригодятся и ваши люди, дон Юлиан. Сможете ли вы, сеньор Тресиллиан, провести нас кратчайшим путем? Нам дорога каждая минута.
Молодой англичанин улыбнулся.
— Господин полковник, — сказал он, — я ехал пять дней по прямой от Затерявшейся горы среди таких препятствий, которых нельзя избежать; но для войска они будут непроходимы, и вам придется идти в обход. Если же через семь дней мы не увидим развевающегося на вершине Затерявшейся горы мексиканского флага, то вы можете свалить всю вину на меня.
— Хорошо — отвечал полковник, — я вам очень благодарен. Ваш отец, сеньор, по справедливости может гордиться таким сыном. А теперь, — прибавил он, обращаясь к дону Юлиану, — соберите две сотни своих самых сильных работников, и с рассветом соединимся за Ариспой.
— Можете положиться на меня, — сказал дон Юлиано Ромеро и быстро удалился.
Гасиенда его находилась на некотором расстоянии от города, и, чтобы собрать к назначенному часу своих людей, ему необходимо было торопиться.
По уходе его полковник велел позвать караульного офицера и приказал ему возможно скорее собрать штаб уланского полка.
Молва о приезде молодого англичанина быстро разнеслась по городу и стала предметом всеобщих разговоров.
Появление юного гонца на еле живом коне дало пищу воображению и, как это часто случается, было истолковано почти верно. Название Затерявшейся горы уже носилось в толпе, с быстротой молнии распространилось известие, что караван Вилланева и Тресиллиана находится почти в руках дикарей.
Крики: «Индейцы! Индейцы!» — повторявшиеся все чаще и чаще, раздавались по всему городу, и, когда на перекрестках зазвучали трубы улан, все уже знали, что полк отправляется в поход.
Ввиду суматохи некоторые вообразили даже, что апачи угрожали и городу.
В эту ночь никто в Ариспе не ложился спать, и, когда с рассветом уланы полковника Реквезенца с молодым Тресиллианом и полковником во главе двинулись по большой площади, раздались нескончаемые приветственные крики.
Прекрасно вооруженные, на добрых конях, снабженные всем необходимым, эскадроны продефилировали перед начальством, прежде чем пуститься в далекий путь. За ними следовал обоз — телеги со съестными припасами, водой и фуражом, походные повозки для раненых.
Неподалеку от Ариспы дон Юлиано Ромеро с двумя сотнями своих работников в живописных костюмах вакеросов и рангеросов присоединился к колонне правительственных войск, внутри которой двигалось несколько орудий.
Дон Юлиано присоединился к полковнику Реквезенцу, Генри Тресиллиану, успевшему совершенно оправиться после нескольких часов здорового сна, и главным офицерам полка, и все войско быстро двинулось вперед, по направлению к Затерявшейся горе.
ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА
На десятый день после отъезда Генри засевшие на вершине Затерявшейся горы стали очевидцами зрелища, которое еще более увеличило их нравственные и физические страдания.
После полудня на горизонте показалась длинная вереница всадников, оказавшихся краснокожими.
Это были койоты, возвращавшиеся из экспедиции на берега Горказита.
По мере того, как они медленно подвигались вперед, так как каждый всадник был тяжело нагружен добычей, тревога мексиканцев возрастала.
Жители осажденного города, пока у них есть провиант, не думают о роковом исходе. Артобстрел сам по себе менее страшен, чем недостаток провизии. Но когда появляется страшный призрак голода со всеми его ужасными последствиями, тогда прощай энергия и мужество, которые до тех пор поддерживали осажденных!
Прибывшие койоты, которые, к слову сказать, прекрасно знали положение осажденных, старались пройти как можно ближе около горы, но так, чтобы выстрелы винтовок и больших карабинов не могли нанести им вреда.
Мексиканцам теперь не только хорошо были видны фигуры страшных дикарей, но слышны были и громкие крики радости, которыми хвастливые краснокожие давали знать об одержанной победе.
Между двумя отрядами всадников шли белолицые пленники — мужчины, связанные попарно, в изорванной одежде, с окровавленными ногами. Женщин здесь не было ни одной, их апачи везли на своих мустангах, перекинув через седло.
Далее несколько дикарей с громкими криками гнали отбитый у побежденных скот.
Жалобные стоны пленников и дикие вопли краснокожих, почти поголовно пьяных, производили тяжелое и в то же время зловещее впечатление на осажденных.
Во время нападения краснокожим удалось найти несколько бочонков с водкой, часть которых была распита тут же на месте, и попробовавшие огненной воды дикари бесновались как безумные.
Тяжелое нравственное состояние, в котором находились осажденные, еще более усугубилось от этого печального зрелища.