Черный нал

Амбарцумов срывает хлипкий засов, видит меня, стоит, расширив ноги, и наконец делает ошибку. Протягивает руку, чтобы оторвать мою печальную плоть со срамного трона, вырвать из кафельного рая. Я выпускаю, наверное, все, что есть в этом баллончике, в его озабоченную рожу, сам все же ловлю ртом едкое и кислое, но успеваю дернуть на себя протянутую руку, схватить Амбарцумова за волосы и ударить “вовремя поднявшимся коленом в лицо, а потом ребром ладони по шее и втолкнуть в кабинку. И закрыть ее. И выйти. Но опять открыть дверь и взять из кармана бесчувственного, уважаемого в прошлом человека пакет, где билет и деньги, а из внутреннего пистолет. А потом закрыть дверь и спокойно выйти.

Машину я узнаю сразу. “Фордик”, тот самый, в котором увозили Альмиру Пинегину. Сейчас там внутри Вальтер и Катя, а Рома — вот он, прогуливается недалеко. Я делаю ему отмашку. Все в порядке, старик. Минутное дело. Шеф разрешает. И пока тот вертит головой недоуменно, подхожу к “фордику”, открываю дверь позади водителя, добродушно наклоняюсь, сажусь.

— А что…

— Гони, сука! — и ствол под ухо, и предохранитель щелкнул.

Потом, уже на дороге, на Нарвском шоссе, приказываю остановиться, выйти из машины, отойти, пересаживаюсь за руль и утапливаю педаль. До Раквере домчим минут за сорок.

Пожалуй, минуты две у нас есть. Я останавливаюсь на двадцатом километре и съезжаю на обочину. Вот конверт для меня. В нем нет никаких денег, нет никаких паролей, нет ничего, кроме списка на восемьдесят фамилий. Того самого, что распечатан на принтере Витьком. Но только не совсем того. Амбарцумова в списке нет. И вычеркнуты красным фломастером три фамилии. Ежов Валентин Иванович с улицы Судмаля, в Либаве, Грязное Михаил Михайлович, г. Вильнюс, ул. Карла Маркса, 11, кв. 11, и Архипов Александр Илларионович, г. Таллин, ул. Комсомола… И еще две фамилии. В Тарту и Нарве. Нарва по маршруту. Таллин и вовсе рядом. Там река Эма Йыге, там дорога к озеру. Можно и в Нарву. Присмотреть себе недвижимость. Штуки за три. А когда все закончится, поселиться и жить. Смотреть на русскую крепость за рекой и ловить рыбу. Попросить тут политического убежища. Сдать чекистам списки. Донести на Амбарцумова. Вот он какой мне чудный паспорт приготовил. Вроде бы все в порядке. Печати красивые, подписи. Въездная виза, выездная. Фото мое. Что не так? Львы бегут. Три льва на штемпельке. Национальный символ суверенного народа. Львы. Вот оно. Два льва на выездной. Чтобы любой, самый тупой, таможенник или паспортистка самая легкомысленная увидели. И остановили. И полицейский. Что у вас в карманах? Документ липовый и конверт. А что в конверте? Деньги? А сколько и в какой валюте? Ах нет. Здесь список какой-то. Знакомые все фамилии. Вот особенно господина Ежова. Где-то я слышал сегодня это имя. Не в сводке ли убийств? И уже защелкиваются стальные ограничители степеней свободы на запястьях, и все трупы на мне. Включая самый свежий. Не были в Вильнюсе? А зачем вам туда? Вот он, господин Кравцов, здесь, в городском, к примеру, канале. Или в другом месте. Где вы были в последнее время? В Раквере? На улице Семинари держал вас якобы некто Амбарцумов, уважаемый человек? Так, давайте посмотрим, что там в квартире. Сейчас и посмотрим, только вот бумажник Леонида Сергеевича проверим. Ключи.

Быстрей соображай, Пес. Вот его паспорт. И фотография его. Деньга в эстонских бумажках, доллары, коих с пятьсот, тысяч триста русских. Это нам. Удостоверение пластиковое “Юрвитана”. Права, проездная карточка на все виды питерского транспорта, включая пригороды. Все.

— Скажи, Катя, как тебе жилось без меня? Как спалось? Пилось, елось сладко ли?

Она молчит, ложится сзади на сиденье, прячет голову.

— Что опекуны? Вальтер, Рома?

— Опекуны пекли блины. Слышал такую поговорку?

— Так. Оба пекли?

— Сначала один. Потом второй. И оба вместе враз. Это после.

Я медленно поворачиваюсь, смотрю на нее. Жила себе мирно и тихо. Сейчас бы была там, где товарищи из списка. Куда они ее повезли бы после? В лес? На свалку? На квартиру какую-нибудь? Оттянуться напоследок?

— Отдохни пока. Ты же прирожденный резидент. Я вот только никудышный. А может, джин всему виной. Ведь предупреждали.

В Раквере все так же упоительно, как и утром. Тихо так. Спокойно. Меня тут во всех магазинах знают, в подвальчиках, в подъезде дома на Семинари. Сейчас вот и придется сходить в эту квартиру на пятом этаже.

— Пересядь-ка, душа моя, на водительское место. Изредка газа добавляй. Вот педаль. Чтобы не заглохло. Я ненадолго. Если не вернусь, выходи из машины. Вот деньги. Больше у меня ничего нет.

Я поднимаюсь спокойно и неторопливо и даже не встречаю никого. Ключ из связки примерно этот. Нет, другой, похожий. Вот и он.

Товарищ Ежов лежит на диване, лицом вниз, там, где я коротал время. Нож среднего размера под лопаткой, кровь натекла. А если не Ежов, то другой человек из списка. Из тех, кто вычеркнут.