Черный нал

Легенда была такая. Валентина — Старик — знал ходы, как хотел, делал старую охрану, мог выходить за оцепление. Далеко не уходил, собирал грибы, корешки, травы. Вольная испанская душа не терпела запретов. Но партийная дисциплина и ответственность не позволяли большего. Короче, ушел, случилась катастрофа, был в недосягаемости и совершенно пьяный. Потом вернулся. Вернуться предстояло не сегодня, несколько поз же. Сделали шалаш ему, оставили запас продуктов, попрощались и ушли. Напоследок Клепов объяснил, как входить в коридор. Назначил день связи. Старик остался один.

На дудочке он научился играть давно. В Мехико. Он перепробовал несколько веток разных деревьев, остался недоволен, нашел наконец сухой толстый стебель. За этими трудами его застала ночь. Стальные нервы солдата готовы были лопнуть. Чужие звезды невероятной земли в упор разглядывали Старика, недоумевали, сострадали.

Клепов оставил ему водку, сухую колбасу, тушенку, сгущенное молоко, канистру с водой, нож, спички, парабеллум. Старик выпил полную кружку, впился зубами в колбасу, но не мог проглотить ни куска. Долго пытался удержать в себе спасительный напиток, и ему это не удалось. Тогда поел немного, отхлебнул все же еще глоток и уснул поверх спального мешка, прямо на земле. Едва появилось солнце, он стал мастерить дудочку. Трое суток потом играл на ней. Неверные звуки поднимались, смешивались со звездной пылью, плыли по Млечному Пути, возвращались. До объекта было с десяток километров. На четвертый день он пошел туда. Дом его, стоявший на отшибе, был, очевидно, уже осмотрен. Еще несколько дней он прожил там, пока шли восстановительные работы. Укладывались в мешки мумии, писались протоколы, выходили в наряды новые сержанты, садились за столы новые офицеры. Наконец, Старика нашли.

— Катя. Быстро. Где у тебя есть знакомые? Называй города.

— В Ялте есть.

— В Эстонии. Спокойно. Подумай и вспомни. Надежные люди. Таллин уже отпадает. Раквере, естественно, тоже.

— Вильянди.

Перед путешествием по льду Чудского озера я много часов провел наедине с картой Эстонии. Она вся была у меня в голове. Автомобильные и железнодорожные пути. Реки и хутора. Вильянди слишком далеко.

— Дальше.

— Нарва.

— Так. Уже лучше. Сама Нарва или Нарва-Йысу?

— И там и там.

— Уже лучше. Еще.

— Сонда.

— Вот этого не помню.

— Рядом с Йыхви. Лесопункт.

— Что там?

— Подруга. Свой дом. Родители.

— Еще.

— Валга.

— Это почти Латвия. Можно попробовать.

— Там один знакомый…

— Отпадает. Так. Еще.

— Все.

Мы оставили “фордик” на въезде в Йыхви. Метрах в трехстах останавливается городской автобус, и на нем мы проехали остановки три, затем вышли. Потом на другом автобусе перебрались в Кохтла-Ярве, где и пересели на поезд и вернулись в Таллин.

Я поднялся на вокзале в бар и купил бутылку джина “Гордон”.

— Продолжаешь спиваться, парень, — констатирует мой “друг” за стойкой.

— О да! — радостно отвечаю я ему. — И тоника мне на сдачу.

Мы берем номер в поганой гостинице на окраине. Когда-то это была улица Чайковского. Здесь можно назваться чужими именами и не показывать паспорта. Некоторое время на улице появляться не следует. Скромные обеды в ресторане. Остальное время — в номере. Все понятно. Вопросов можно не задавать.