Черный нарцисс

Виктория искренне считала, что любимые существуют не для того, чтобы нагружать их своими проблемами. Конечно, другие люди, более открытые, более эгоистичные или более беззаботные, не прочь поделиться своими неприятностями с близкими и переложить на них ответственность, но ей такое поведение казалось плохим доказательством любви.

И поэтому она сказала:

– Нет, ничего особенного.

Никита не стал настаивать. Прикрыв глаза, Виктория машинально стала вспоминать свой роман, цепочку убийств, которая в нем разворачивалась по ходу сюжета. Это было все равно что вспоминать лицо человека, с которым пересекался много лет назад, потому что для писателя существует только та книга, которую он пишет в данный момент. Все прочее – плюсквамперфект[2], давно прошедшее время, а порой еще и основательно забытое.

«Собирают гостей на вечер встречи… с этого все и начинается. Герой не хочет идти… а на самом деле… на самом деле…»

И тут ее словно подбросило. На самом деле, как она прежде этого не заметила?

– Никита, – спросила она вслух, – зачем вообще устроили тот вечер?

– В каком смысле? – удивился гонщик.

– Для чего он был нужен? Это Вера решила его устроить? Зачем?

Никита зевнул и прикрыл рот рукой.

– Ну… Там не очень красивая история, на самом деле. Вероника случайно обмолвилась, что они хотели видеть тебя.

– Зачем? – настойчиво спросила Виктория.

Никита снова зевнул.

– У них нет детей, – пояснил он. – Вероника и эта… как ее… жена ее брата ходили по врачам, но те ничего не нашли. Веронику из-за этого мужья бросали. У жены брата тоже в семье не очень… Потом кто-то из них был в церкви, и священник сказал, что бесплодие насылается как наказание за грехи. Ну и…

Ну конечно, сердито подумала Виктория, это ведь сейчас очень модно – ходить в церковь, так же модно, как носить сумку от Вюиттона и ездить на дорогой машине, и так же модно, как раньше было состоять в компартии и писать друг на друга доносы. Она не могла объяснить, почему, но ее коробила эта всеобщая уверенность, что с богом можно поддерживать хорошие отношения, изредка наведываясь в храм и выполняя некоторое число несложных обрядов, словно вера – это нечто чисто внешнее, а вовсе не то, что в душе человека, в его сердце. Вышел из храма – и все, можно ударить ребенка, нахамить старухе, украсть и при этом совершенно искренне считать себя верующим, набожным и праведным человеком. Она почувствовала, что разозлилась так, что у нее загорелись щеки.

– В общем, поэтому они и решили попросить у тебя прощения, – закончил Никита. – И им очень важно было, чтобы ты пришла.

В первое мгновение Виктория решила, что ослышалась.

– Что они хотели?

– Попросить у тебя прощения, – озадаченно повторил Никита. – А что?

Ее разобрал смех. Вот, оказывается, что значила та сцена на лестнице… И тот заискивающий тон, потные руки. «Ты меня простила, ты не сердишься больше на Веронику…»

Ну, сердилась бы она, ненавидела бы их, как писали в старых романах, всеми фибрами своей души, какая разница? Поезд ушел, Сергей для нее потерян навсегда, и ей самой уже не восемнадцать лет. Да и, судя по тому, в кого Сергей превратился, даже к лучшему, что так получилось. Она представила себя на месте Веры, подумала, как муж изменял бы ей, ставил бы ей на вид, что она живет за его счет, а он трудится не покладая рук, и ей сделалось не по себе.

– Ты все еще его любишь? – неожиданно спросил Никита.

Ну, нате вам. Нашел когда ревновать… и главное, к кому.

В принципе можно было сказать, что человек меняется и что она была совсем не та, что любила совсем не того человека; и это была ее первая большая любовь, а с тех пор у нее была еще сто одна любовь, и все в таком же духе. Но у Виктории не было никакого желания философствовать. Она лишь коротко сказала: «Нет» – и закрыла глаза.

Ее разбудила трель сотового. Было уже утро, хотя она была уверена, что ночью не сможет заснуть. Никита, морщась, говорил по телефону с Вероникой, которая упрекала его в том, что он вчера к ней не приехал. Вспомнив, что именно она хотела сделать сегодня, Виктория вышла в переднюю и со стационарного телефона позвонила в фирму, занимающуюся дверями и замками. Договорились, что в этот же день они к ней приедут.

Никита еще был в комнате, а Виктория все медлила и не могла решиться. Наконец она подошла к полке, на которой спрятала ночью окровавленную улику, и стала перебирать платки и перчатки.

Она перерыла вещи два раза, даже посмотрела на соседних вешалках, но все и так было ясно.

Окровавленный платок исчез – так же непостижимо, как вчера здесь появился. А когда Виктория подошла к двери, верхний замок вновь был закрыт только на один оборот.

Глава 15

Вероника вся истомилась. Наконец, наплевав на все, она договорилась встретиться с Верой в «Айс-крим темпл» и уехала из редакции, хотя ее одобрения дожидались еще несколько статей, а номер надо было сдавать уже в конце недели.

– Он мне изменяет, – сказала она Вере, ложечкой ковыряя горку мороженого у себя в креманке.

– Ну! – Вера подняла свои четко очерченные брови. – С чего это ты взяла?