Черный оазис

— Не обязательно, — усмехнулся Геннадий. — Это слова, которые фээсбэшная программа не смогла распознать. Что поделаешь — искусственный разум еще долго будет далек от совершенства.

— Я уже по гроб жизни тебе обязан, Гена, — искренне сказал Левченко.

— Перестань, не люблю, когда мне кто-то чем-то обязан. Чувствую, что после прочтения этого бестселлера, — Шухман указал на рулон с распечаткой, — тебе снова потребуется мой дружеский совет.

— Уж не обессудь, — согласился Левченко, засовывая бумагу поглубже во внутренний карман.

Придя домой, Александр Эдуардович сразу прошел к себе в кабинет, включил настольную лампу и погрузился в телефонную жизнь семейства Архиповых.

Уже перед рассветом его организм сдался и Левченко уснул, уронив голову на стол, прямо на распечатку, фрагмент текста которой он перед этим несколько раз обвел ручкой:

7270315: здравствуйте это квартира архиповых

1129641: да

7270315: петр васильевич

1129641: хххххх верно а с кем я говорю простите

7270315: мое имя ни о чем вам не ххххххх но его отлично знал ваш отец с которым мы вместе работали это был один из лучших

1129641: понятно и что вам угодно

7270315: я буду хххххх краток слушайте и не перебивайте

1129641: откуда вы звоните

7270315: я знаю что вы хххххх отследить звонок но не будем терять времени мне уже все равно

1129641: хорошо говорите

7270315: я стоял у истоков вашей сегодняшней хххххх это тупик ничего кроме неприятностей у вас еще есть шанс все бросить и уехать из страны

1129641: не понимаю о чем вы

7270315: понадобилось столько лет чтобы это понять хххххх серьезные люди к счастью решили положить этому конец хххххх берите семью и уезжайте пока решение о вашей судьбе проходит через бюрократические хххххх

1129641: постойте это все не телефонный разговор хххххх встретимся

7270315: хххххх не могу больше говорить хххххх я стар а вы еще молоды у вас семья уезжайте хххххх предупреждаю исключительно в память о вашем отце

1129641: не вешайте трубку

Дата разговора была всего на неделю раньше даты смерти полковника Архипова в аварии.

Лечебница с особым режимом содержания разительно отличалась от предыдущей психушки. Доктор Бабешко был прав: нормальным людям, то есть психам, здесь приходилось несладко. Поначалу Горину понадобилось время, чтобы приспособиться к новым атакующим волнам чужого болезненного сознания, но в этот раз всё прошло гораздо легче, организм уже был подготовлен к этому предыдущим опытом, хотя здешний контингент и оказался не в пример серьезнее.

Режим оказался довольно жестким. Камеры здесь были сугубо индивидуальными. На ночь всех клиентов пристегивали к кроватям. Днем освобождали только тех, кто хорошо себя вел, остальных — только на время многочисленных процедур, в кои, помимо усиленных доз препаратов, входила электросудорожная терапия и прочие гадости. В качестве отдушины для пациентов существовала одна-единственная традиция: после обеда на два часа всех запускали в просторный зал, где разрешалось общаться, рисовать, писать и смотреть специально подобранные видеопрограммы. Все происходило под чутким надзором санитаров. Особо неадекватные клиенты были пристегнуты к креслам. Совсем буйных до подобного мероприятия вовсе не допускали, но таковых было мало: хотя почти все здесь и были законченными психами, но упускать возможность пусть ненадолго, но отвлечься от собственных воспоминаний, страхов и комплексов, никому не хотелось. Поэтому во время общего мероприятия все старались вести себя так, как этого хотелось бы врачам и санитарам. Даже собака может рано или поздно понять, чего от нее ждут, и приспособиться. Чего уж говорить о человеке разумном, пусть и не совсем…