Черный огонь

Во-первых, ораторы определенно лучше, нежели как были в Г. Думе. А я еще слушал ораторов трех созывов. Ни одного мямлящего, комкающего речь; ни одного "распространяющегося" и "тонущего в словах". Речи вообще не для красноречия и даже не для впечатления, а именно - деловые, решительные, требовательные; или - разъясняющие вопрос, выясняющие положение, каково оно сделается для государства и для армии и самого народа, если отношение к Временному Правительству станет не только отрицательным, но хотя бы просто недоверчивым, не говоря уже о презрительном тоне речей и вообще всяких слов о нем. Имя Стеклова все почти ораторы упоминали, и все резко отталкивали смысл и тон его речи. "Армия не может твердо бороться с угрожающим врагом, если вы поселите в ней мысль, что за спиною ее власть двоится и колеблется". "Ей некогда размышлять, она должна получить ясный результат в голосовании: одна ли власть или две. За две она не будет бороться, при двойственности она моментально ослабеет". "Но она присягала Временному Правительству". "Пусть же Совет Рабочих и Солдатских Депутатов контролирует; это хорошо, что он контролирует, без контроля нельзя и без контроля погибла старая власть. Но самый контроль должен быть вдумчив, осторожен и не должен развиваться в намерениях соперничества собственно за власть, он не должен переходить в борьбу одной власти с другою властью". "Двух властей нам не надо, две власти - нестерпимы во время войны". "Что вы скажете об армии, в которой два командования: это не армия, а толпа на истребление врага". Все это слишком было внятно и для солдат, и, я думаю, для рабочих. Вообще это было совершенно ясно для зала (я сидел в самом зале, очень близко к ораторам, и до слова все слышал). Радикальная сторона речей, - и то лишь некоторых, а не всех, - высказалась в нежелательности, чтобы в состав министров вошел хотя бы еще один, сверх Керенского, представитель из самого президиума Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, и вообще увеличения "коллективизма министерства", ибо это способствовало бы понижению революционной волны в стране, а волна эта отнюдь не должна понижаться, а должна сохранять свой уровень или даже еще подняться. Этот оттенок был; но и он был не во всех речах, наоборот, некоторые ораторы прямо высказались, что для увеличения престижа министерского состава, вообще Временного Правительства, было бы удобно увеличить состав его еще одним, так сказать, абсолютным радикалом. Мне это самому в голову не приходило: "Как, еще социалист-министр, и страна будет спокойнее?" Прямо сказка. Но она будет спокойнее в том отношении, что у страны будет меньше боязни, не буржуазно ли правительство. Очевидно, "буржуазия" - bete noire дела, положения и минуты. Я все себя слушал, проверял и спрашивал: "Уже не буржуа ли я?" Правда, я получаю 10000 р. в год; но ведь я же весь год, без отдыха и летом, тружусь? Тогда ведь "буржуа" все врачи, адвокаты - множество писателей, М. Горький, Л. Андреев, Амфитеатров, тогда "буржуа" Толстой; "буржуа" священники с богатыми приходами, редакторы всех газет и решительно все видные публицисты, журналисты, ученые и проч. Если так, - то отвратительно заподозрено собственно все умственное и все очень трудолюбивое население страны, - и тогда это действительно тревога: потому что кому же хочется быть "в политическом подозрении со стороны политической и гражданской благонадежности". Я не знаю достоверно, но мне передавали, что знаменитые социалисты германского рейхстага, Либкнехт и Бебель, имеют роскошные виллы, но только не около Берлина, а в Швейцарии, - и там отдыхают в промежуток между сессиями, запасаются голосом. Но неужели же можно серьезно назвать "буржуа" Либкнехта и Бебеля? Ясно, слово это надо произносить и применять поименно с большою, даже с очень большою осторожностью, так как настало время, когда из презрительного литературного смысла оно перешло в категорию слов политически опорачивающих, политически указывающих, - как на какого-то врага общества и врага государственного данного строя. Тут уже шуточкам не место, и злословию тоже не место. Тогда "буржуа" суть и Репин, знаменитый демократическими убеждениями, и Нестеров, и наконец сами Энгельс и Маркс, коему его "Капитал", непрерывно издававшийся и печатавшийся во множестве экземпляров, приносил несомненно не менее 10000 руб. в год. И вообще всякая "знаменитость" и "большой талант" тогда будут "буржуа". И не перейдет ли это в глухой рев народных волн: рубить у нации все золотые головы. Срубить и оставить одни оловянные. Тогда нация не процветет: а ведь с республикою мы явно двинулись к расцвету, и это-то, именно это окрыляет всех сейчас. Где же наши надежды? Не подтачиваются ли они в корне? Взлетевший кверху орел не заболевает ли в правом крыле?

Тягостные вопросы.