Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов

Для порядка — это конечно, соглашались старейшины. Это понятно. Порядок стоит того. Вон оличи живут без порядка, и витичи живут без него. Откуда у них порядку взяться, коль издревле умишком обижены? Аспидное семя, что те, что другие. Все знают, в стародавние времена было у отца три сына. Старший — умный, от него пошел род поличей. А два меньших — один дурее другого, блох доили, на комара загоном ходили, решетом воду носили. От них роды витичей и оличей расплодились. Нет, без порядка никак нельзя, коль такие соседи рядом, твердили наперебой старики. Только где взять дань для князя, вот в чем вопрос. Три года только и были урожайными, только наелись вдосталь, а до этого пиво водой разводили и животы заливали, чтоб только к спине не присохли. Голодом-холодом как уж маялись, страшно вспомнить. И Коровья старуха опять же неподалеку, так и рыщет, глазами зыркает, выбирает коровушек пожирнее. Одна только надежа на добрую богиню Живу. Если она не спасет стада, опять пропадать начнем.

Дружинники внимательно слушали про трех сыновей, про Коровью смерть, про Живу-надежу. Сочувствовали худому житьишку до слезы на усах. И опять начинали плести кружева про лад-порядок между родами и княжий справедливый суд…

Долго рядились. Приговорили платить князю в год по беличьей шкурке с дыма. Поклялись в том на огне и железе.

С тех пор мы и платим. Только теперь платим больше. Жаден молодой князь Добруж, сын Добрыни. На нашу же дань покупает себе дружины свеев, что жрут в три горла наши запасы. Тоже нам на погибель.

* * *

Я же говорю, все беды от пришлых!

Если вспомнить, Сельга по крови тоже не из поличей. Пришлая. Ее малой девчонкой подобрала в лесу старая баба Мотря, собиравшая травы в канун Купалы, когда все родичи, кто еще в силе телесной, чествовали свадьбу Солнца с Месяцем и сами соединялись телами, кто на кого глаз положил или так поймал, без умысла, по горячке. В такую ночь — всем без отказа, исстари повелось. До зари, помню, горели костры на берегу, хохотали бабы и ухали мужики, взбадривая криком и сурицей игру семени.

А Мотря в лес ушла, потаенные травы искать. Понятно, она старая, ей не до игрищ. Да и то подумать, кто позарится на ее древний мох? Кому — налитой стебель щупать, кому — травки перебирать, всякому свое, так устроили жизнь светлые боги.

Вот, не ходила на игрища, а принесла в подоле, как молодая. Вернулась из леса с девкой, смеялись потом родичи. Девчонка была маленькая, оборванная, худая, хлопала глазами, пугалась каждого звука и лопотала только одно слово:

— Сельга! Сельга! Сельга!

Решили, имя свое объявляет. Так ее и назвали.

Я вспомнил, когда еще сам был малым, отец Огнь, великий охотник был, пока не прибрал его в грозу гневливый Перун, принес из лесу щенка лисицы. Щенок тоже все норовил забиться в угол потемнее, мочился со страху и скалил оттуда мелкие белые зубки. Точь-в-точь как она. Совсем была дикая. И очень худая, одни мелкие косточки торчали сквозь обрывки холстов. На последнем уже дыхании находилась. Как она прошла через бескрайний Броши а лес, где живут мохнатые лесные люди Ети, где рыщут добычу зубастые звери? Непостижимо умом…

Не выживет, сказали все старики. Выхожу, ответила им тогда старая Мотря. Настоями, травами отпою, будет жить. Этого, мол, ребенка посылает мне сама богиня Мокошь взамен сыновей, убитых на ратном поле совсем молодыми, не оставившими приплода. Будет мне теперь вместо родной дочери. Будет, мол, кому разжевать беззубой старухе корку на мякиш, когда десны расстанутся с остатком зубов.

Радовалась, значит, находке.

Старейшины сомневались, конечно. А вдруг не Мокошь послала? Как знать? Вдруг это дите Лешего, лесного хозяина, или порождение страшного одноглазого великана Всрлиоко, что сторожит чащу? Прижил, допустим, великан дите с какой ни есть бабой и нам подкинул. А после придет за ним в наши селения и многих поедом съест. Может такое быть? Может, конечно… А то, еще хуже, живые камни, но злому чародейству оличей, или витичей, или далеких косин родили человеческое дитя на погибель всему роду поличей. Вот вырастет девка, окаменеет и как начнет всех изводить, куда денешься? Такое тоже вполне может быть… Лучше отнести девку обратно в лес, а там пусть боги распоряжаются ее судьбой. Выживет или нет — это их воля.

Но баба Мотря обидно обозвала стариков старыми вонючими козлами. От страха, мол, всегда готовы прежде времени обдристаться. Где это видано, чтоб безвинного ребенка снова в лес на погибель отправить? Не отдам лесу, себе оставлю и выхожу, твердо сказала она. Баба Мотря никогда не стеснялась в словах. А по правде скажу, не будь она ведуньей с огненным глазом, быть бы ей не единожды поротой за острый язык.