Черный олеандр (СИ)

- Решила перекусить у себя, моя дорогая? Какая прелестная идея. Может, и меня позовешь, а, малышка?  - лицо стоящего прямо перед Катериной некроманта украшала мерзкая, широкая ухмылка. Катерина на миг испытала ослепляющую ярость, но она почти сразу сменилась холодной злостью, от которой даже кончики пальцев закололо -  словно они и вправду покрылись льдом.

Приказав подносу остановиться, Катерина сделала шаг назад – слишком мерзко ей было стоять так близко с некромантом. Глубоко вдохнув, она, сама не до конца понимая, что делает, вернула себе то ощущение, которое появлялось в моменты управления подносом, и, ощущая силу внутри себя словно тонкие, колкие струйки лесного родника, подтолкнула ее к пальцам правой руки. Чувствуя, как холод скапливается в ладони, она подняла руку к лицу и осмотрела ее со всех сторон, словно видя впервые – в каком-то смысле, так и было, потому что сейчас она видела потоки силы, голубовато-сиреневым сиянием просачивающиеся сквозь кожу. Медленно и осторожно она вытянула правую руку в сторону некроманта, а затем резким движением повернула к нему ладонь, одновременно раскрывая пальцы…

Тонкие молнии-паутинки сорвались с ее пальцев, с кончиков, суставов, ладони, и рванулись к все еще ухмыляющемуся некроманту, совершенно не понимавшему, что происходит. Но лишь до того момента, пока они не коснулись его тела. Словно настоящие молнии, они зазмеились по его коже, перепрыгивая с место на место, и жаля его, словно рой разозленных пчел. Кирилл закричал, подпрыгивая на месте и пытаясь сбросить молнии руками, стряхнуть их с себя, но они лишь липли к его рукам, а затем возвращались обратно на тело.

Когда спустя несколько секунд Катерина убрала руку, Кириллу уже было совсем не до нее… Легким движением мысли она направила поднос к двери и последовала за ним, не оглядываясь, но спиной чувствуя изумленные взгляды, преследующие ее.

Часть 3, Глава 2

Даже вернувшись к себе, Катерина еще долгое время в растерянности прислушивалась к себе, с недоумением и некоторой опаской поглядывая на свою правую руку. Та теперь выглядела совершенно обыкновенно, рука как рука, но Катерина не могла забыть эти маленькие молнии, которые шли словно из самой глубины ее теле, ее души… ее ауры, так ведь говорила магистресса. Наказав себе обязательно поговорить об этом с Виктором (если, конечно, куда раньше с ней не поговорят об этом магистры…), Катерина задумалась, как быть с завтраком. Будить Алису было еще слишком рано, но аппетитные блюда так заманчиво стояли на подносе. Благодаря магическому стазису хотя бы запах от них не шел, но и без него Катерине было трудновато сохранять равнодушие. Поколебавшись несколько минут, она все-таки взяла свою порцию яичницы и аккуратно ковырнула вилкой. Магия тут же рассыпалась, и по комнате поплыл соблазнительный аромат. Какое-то время Катерина сосредоточенно орудовала вилкой, а когда в тарелке ничего не осталось она со вздохом посмотрела на поднос, но затем решительно отставила пустую тарелку и ушла к себе в спальню – подальше от искушений.

Там она подошла к окну и остановилась, глядя на расстилающийся под окнами парк, сейчас безлюдный, и на свое отражение в оконном стекле. Ее лицо было торжественно-строгим, брови чуть сведены, губы сжаты. Катерина была готова. Готова принять бой, если уж не остается другого выхода. Готова терпеть и идти вперед – до самого конца.

Чуть кивнув своему отражению, Катерина опустилась в кресло и взяла с комода альбом пророчеств Анабель, открыла на нужной странице. Какое-то время она пристально вглядывалась в рисунок, и вдруг, повинуясь внезапной догадке, попробовала потянуться своей силой к изображению на странице. Мгновение ей казалось, что ничего не выходит, но не успела она сдаться, как рисунок вспыхнул яркими красками и ожил, приходя в движение в точности, как и в видении Катерины. Водоворотом вращались краски, струился кровавый ручей. Но теперь ее больше интересовали силуэты женщин. Всматриваясь в них, Катерина осторожно добавляла силы, по немногу, по капле, и наблюдала, как меняется рисунок.

Вот черноволосая девушка слева вспыхнула фиолетовыми брызгами и резко сменила цвет – теперь фигурка стала белокожей, с черными волнами волос вокруг головы и плеч, и с кроваво-алым росчерком рта. Глаза, отмеченные лишь тонкими линиями, были закрыты, а черные брови сдвинуты и приподняты в центре, словно от непереносимой печали или боли.  Как ни старалась, Катерина не могла понять, на кого похожа девушка на рисунке – слишком уж схематично была нарисована фигурка.

Фигура же с золотыми волосами так и оставалась черной, но даже на черном фоне Катерине каким-то чудом удалось разглядеть черные же провалы глаз, которые словно поглощали свет, впитывая его в себя. Мимолетным видением мелькнул росчерк золотых бровей, и нежно-розовые пухлые губы расплылись в довольной улыбке – слишком широкой и зубастой для человека.