Черный орден СС. История охранных отрядов

Сколь сильно было это влияние, Лина почувствовала на себе. По настоянию своей жены Гиммлер потребовал, чтобы шеф СД расстался с необузданной супругой. Но Лина оказалась сильнее жены Гиммлера. Во время вечеринки у Геринга она нанесла ответный удар. Случаю было угодно, чтобы Гиммлер был избран тогда тамадою. Вот что она рассказала потом о случившемся:

«Вечер проходил в траурно-комическом настрое. Я сидела за столом как каменная. И тут Гиммлер задал вопрос: „Вы что-то совсем притихли?“ На это я ответила: „А вас это удивляет?“ Потом мы пошли танцевать. Гиммлер был плохим партнером. Во время танца он произнес: „Ах, фрау Гейдрих, все будет хорошо“. Это было типичным для Гиммлера: теоретически он требовал нашего развода, но, увидев меня, потерял решительность. И к этому вопросу никогда более не возвращался».

Райнхард Гейдрих весь кипел от ярости, осознавая свою зависимость от этого мистика. Уверенный в своем интеллектуальном превосходстве, Гейдрих, по выражению группенфюрера СС Бруно Штреккенбаха, относился к рейхсфюреру СС «как прусский лейтенант к стареющему генералу». К Гиммлеру он всегда обращался чуть ли не раболепствующим тоном, называя его «господин рейхсфюрер», что вообще-то было в эсэсовских кругах не принято. И постоянно восклицал: «Так точно, господин рейхсфюрер… Если господин рейхсфюрер так считает, я немедленно приму необходимые меры и тут же доложу господину рейхсфюреру… Слушаюсь».

С Линой же он был откровенен и неоднократно заявлял: «Гиммлер всегда жонглирует и лавирует, не беря на себя никакой ответственности».

Гиммлер часто непроизвольно вздрагивал при виде входившего с докладом ближайшего своего помощника. Керстен отмечал: «У меня подчас складывалось впечатление, что Гиммлер после такого доклада чувствовал себя изнасилованным… Гейдрих строил свои доклады мастерски, давая сначала краткую характеристику личности или рассматриваемому вопросу, затем приводил аргументы по восходящей их значимости, после чего делал вывод или вносил предложение, от которого Гиммлеру было трудно отвертеться».

Однако у него иногда хватало мужества или упрямства, и он после ухода Гейдриха хватал телефонную трубку, заявляя, что по только что рассмотренному вопросу ему необходимо переговорить с Гитлером. Потом отдавал распоряжение прямо противоположного свойства, ссылаясь якобы на приказ фюрера. А однажды даже накричал на Гейдриха, заикаясь: «Вы, вы… и ваша логика. Вы всегда выстраиваете все очень логично. Все, что я ни предлагаю, вы перевертываете наоборот. Вы надоели мне со своей постоянной критикой».

Гейдрих не стал спорить, поспешив согласиться, и мир был восстановлен.

Гиммлер всегда настороженно относился к возможным соперникам, однако шефа СД за такового не считал. Рейхсфюрер СС усматривал в нем черты, которые, по его мнению, препятствовали проявлению политического тщеславия в национал-социалистском государстве. Для людей, стремившихся к власти, была, как он считал, характерна ледяная холодность, которая не допускала не только дружеских отношений, но и проявления лояльности. Беспокойная натура Гейдриха, его интеллигентность, его стремление быть всегда и везде первым – в СД, в спорте или борделе – свидетельствовали о наличии у него внутренней пустоты, в которой бесследно исчезали идеологии и люди.

Гейдрих избегал друзей, но не знал и врагов, да и с женой Линой его связывала лишь сексуальная потребность. Где бы он ни появлялся, все его избегали, даже спортсмены, признававшие силу удара его шпаги.

После смерти Гиммлера осталось некоторое число бывших сотрудников, долго еще вспоминавших о том, как он заботился о них. У Гейдриха же, «человека с железным сердцем», как его называл Гитлер, не было никаких друзей. То, что о нем думали в эсэсовских кругах, выразил как-то командир лейбштандарта «Зепп» Дитрих после смерти Гейдриха: «Слава богу, наконец-то эта свинья подохла».

Даже продажные женщины с неохотой открывали ему свои будуары. В свои эротические походы он постоянно брал адъютанта, и очень часто жрицы любви обращали свой взор именно на его сопровождающего, а не на человека с глазами волка. Лишь немногие понимали, что за видимым снобизмом шефа СД скрывалась повышенная чувствительность, в которой смешивались комплекс неполноценности неудавшегося морского офицера с актерским менталитетом его родителей. В жестокости, как некоторые другие, удовлетворения он не находил. Когда его как-то навестил Буркхардт, Гейдрих произнес сквозь зубы: «За границей нас считают кровавыми псами, не так ли? Для одиночек это звучит, пожалуй, слишком грубо, но мы должны быть твердыми как гранит».