Проанализировав тогдашнее положение дел в лагерях, Бросцат сделал вывод: «В качестве наказаний во всех концентрационных лагерях применялись в основном: постоянные избиения, помещение в одиночку, штрафные работы, ужесточение требований (запрещение переписки и получения почты), привязывание к деревьям. Не прекращались и убийства заключенных».
Гейдриховские юристы стали подвергать критике обращение с заключенными в лагерях, но не из человеколюбия, а исключительно по политическим причинам. В октябре 1935 года гестапо направило в концентрационные лагеря директиву, предписывавшую комендантам докладывать в государственную прокуратуру о случаях смерти заключенных, по которым нет официально оформленного медицинского заключения. Айке же продолжал настаивать на самых жестких мерах в отношении арестантов, так как даже малейшее послабление, по его мнению, немедленно используют «враги государства» в своих целях.
Тогда Гейдрих приказал установить строгое наблюдение за лагерями, для чего в них были созданы политические отделы, сотрудники которых вели регистрацию всех происшествий, проводили допросы заключенных и заводили на них картотеки. Посланцы Гейдриха подчинялись соответствующему учреждению полиции безопасности, представляя собой «государство в государстве». Их боялись не только заключенные, но и охрана.
Айке почувствовал опасность и забил тревогу. 10 августа 1936 года он написал своему покровителю: «В управлении государственной тайной полиции курсируют слухи, что осенью 1936 года подразделения „Мертвая голова“ будут выведены из моего подчинения и переданы соответствующим окружным управлениям СС. Слухи эти исходят из канцелярии доктора Беста… Штандартенфюрер СС Бест заявлял неоднократно, что в концлагерях творятся безобразия и что давно пора передать их в ведение гестапо».
Айке внимательно наблюдал за действиями Гейдриха и готовился к отпору. В феврале 1937 года он даже запретил истязания заключенных, приведя нижеследующее обоснование: «Будучи истинным национал-социалистом, я вполне понимаю действенность подобных мероприятий, но считаю необходимым в настоящее время от них отказаться, так как возникает опасность, что министерством внутренних дел может быть сделан вывод о нашей неспособности к надлежащему обращению с заключенными».
Вместе с тем Айке предупреждал своих подчиненных о необходимости быть начеку, исходя из того, что противник может находиться в собственных рядах. «Надо, – говорил он, – вести борьбу за признание и право на существование».
Опасения его были, однако, мало обоснованы, так как Гиммлер и не намеривался передавать концлагеря в ведение ставшего слишком могущественным шефа полиции безопасности. Так что Айке оставался заметным пробелом в контрольной сети Гейдриха.
Да и в полицейском секторе Гейдрих натолкнулся на «минное поле», установленное властными бюрократами, нанесшими государственному аппарату третьего рейха больше вреда, чем подпольная работа всех противников режима, вместе взятых. Видное место среди них занимал генерал полиции Далюге, которого Гиммлер с помощью самого же Гейдриха поставил на третью ступень высшей полицейской иерархии.
Вообще-то Далюге был довольно слаб, да и пассивен, и вряд ли смог бы вести открытую борьбу со своим конкурентом Гейдрихом. Однако в его подчинении оказались подразделения полиции, корпоративный дух которых был сравним, пожалуй, с духом, царившим в свое время в прусской армии. Прусская полиция считалась гордостью Веймарской республики, сохраняя свой престиж и в первые годы установления третьего рейха. Из 150 000 полицейских около трети ушли в создававшийся вермахт, остальные стали костяком новой полиции общественного порядка. Они были обласканы новым режимом: вместо кровавых стычек на улицах с недовольными своим положением людьми и низкого денежного содержания во времена Веймарской республики они получили вполне спокойную жизнь, блестящую форму одежды и лучшие возможности для достижения служебной карьеры. Существовала у полицейских и возможность добровольного вступления в СС.
Определенную опору Далюге составляли чиновники министерства внутренних дел из числа бюрократов прежних времен. И даже в большей степени, чем сам Далюге, помешать гегемонистским планам Гейдриха старался министериальди-ректор Вернер Брахт, ведущий юрист министерства и начальник отдела администрации и права управления полиции общественного порядка.
Гейдрих все настойчивее требовал от Далюге, чтобы «все вопросы политического порядка относились к компетенции полиции безопасности». Брахт возражал против этого, заявляя: «Тогда полиция в конце концов превратится в покорного исполнителя распоряжений других ведомств, не располагая никакими возможностями к появлению собственной инициативы».