Черный Отряд

– Мы словно смотрим на мир изнутри хрустального шара, – пробормотал Мурген.

– А почему ты никогда не говорил, что сверху равнина выглядит именно так?

– Потому что сам вижу такое впервые. Возможно, из мира призраков ее нельзя увидеть сверху.

С высоты равнина обрела и цвета. Никогда еще я не видел на ней такого разнообразия красок.

Мимо нас сверху вниз промчались Тобо и Шукрат, визжа от восторга.

– Ну все. Хватит веселиться, – сказал я, заметив внизу ковер Ревуна, ползущий по дороге, что начиналась у врат в наш мир.

Мы влетели в крепость через дыру в крыше. Похоже, эта дыра осталась единственным повреждением, так и не исправившим самое себя. Или же демон-страж счел дыру более полезной, чем сухой пол. Уж погода его точно не волновала. Хотя на дворе стоял день, наш местный агент, почтенный Баладитай, дрыхнул. Полагаю, в таком возрасте он спит больше, чем бодрствует.

К тому времени, когда мы с Мургеном приземлились, Шукрат уже успела сцепиться в яростном споре с Нашуном Исследователем и Первым Отцом. Репликами они обменивались, разумеется, на своем языке, но точный смысл слов не имел значения. Суть ссоры была стара как мир: тупоголовое старичье сцепилось рогами со всезнающей молодостью.

– А тут попахивает, – заметил Мурген. Здесь не просто пахло, а воняло. Очевидно, Ворошки ждали, пока слуги за ними уберут.

– Наверное, Шевитья лишен обоняния. Я бы на его месте перестал их кормить до тех пор, пока они не научатся за собой убирать. – Баладитай, как я заметил, свою долю домашней работы выполнял, несмотря на склонность к рассеянности и научную увлеченность.

Начатая Шукрат и ее родственничками перебранка наконец-то потревожила сон ученого старца.

Баладитай напоминал растрепанное старое пугало, отчаянно нуждающееся в смене одежды. Сколько я его помню, он всегда ходил в одних и тех же лохмотьях – почти таких же, как у Ревуна, только укутан ими менее плотно.

Ему не помешало бы и близкое знакомство с ножницами, расческой и лоханью теплой воды. Вокруг его головы и лица развевались спутанные пряди жидковатых седых волос. Я не удивился бы, если бы они стали разлетаться клочками по ветру, как семена одуванчика.

В крепости было жутковато. Я никогда не мог там расслабиться. Она действовала на мою психику так же, как дядюшка Дой, – вызывая ощущение не правильности. Подозрительной не правильности. Ползучей и незаметно подкрадывающейся. И не позволяющей расслабиться.

Баладитай тут же пристал к Мургену и подверг его форменному допросу. Как дела у Дремы? Как поживает его старый друг Сантараксита? Чем занят Тобо? В нем обитал жучок-летописец. К тому же, хотя он и вызвался жить здесь, считая такую жизнь интеллектуальным приключением, он скучал по людям.

Подозреваю, что Ворошки не составили ему превосходную компанию. Они наверняка непрерывно жаловались на непонятном языке, и все их попытки общаться сводились лишь к громким воплям.

Я взглянул вверх, гадая, когда соизволят прибыть остальные. Затем отошел на несколько шагов в сторону, к внешней границе купола неизвестно откуда исходящего света, освещающего рабочее место Баладитая. И уставился на огромную тушу демона Шевитьи.

Мрак вокруг него оказался глубже, чем мне помнилось. Он смазывал очертания огромного деревянного трона. Пригвожденная к нему серебряными кинжалами человекообразная махина демона тоже показалась менее объемистой, чем прежде. И я задумался: уж не становится ли голем более изящным, питая своих гостей?

Гости должны есть. А Шевитья кормил своих визитеров и союзников, выделяя из своего тела большие грибообразные комки манны. Мне вспомнилось, что на вкус она сладковатая и чуть пряная – как раз настолько, что начинаешь угадывать, какая именно пряность придает ей такой привкус. Всего лишь несколько кусочков манны наполняют человека огромной энергией и резко повышают уверенность в себе. И никто не растолстел, питаясь ею. Как раз наоборот: вкус у нее не очень приятный, и человек ест ее только тогда, когда очень голоден или ранен.

Очевидно, Шевитье тоже не суждено остаться толстяком.

Я заметил, что его большие красные глаза открыты. Шевитья разглядывал меня с большим интересом, чем я его.

Голем не говорит вслух. Мы полагаем, что он этого не умеет. Когда у него возникает желание общаться, его голос слышится прямо у тебя в голове. Для кого-то услышать его голос не проблема. Но мне его услышать так и не довелось, поэтому описать его я не могу. Если Шевитья и вторгался в мои сны, когда я лежал заколдованный в пещере под ним, то я и этого не припоминаю. У меня о тех годах вообще никаких воспоминаний не сохранилось.

А вот Мурген и Госпожа помнят. Кое-что. Но говорить об этом не желают. Предпочитают, чтобы то, что записано об этом в Анналах, говорило само за себя.

Наверняка приятного в этом не было ничего.

Из-за полумрака создавалось впечатление, что у Шевитьи собачья или шакалья голова, и это сразу вызывало воспоминания об увиденных в детстве идолах. Полагаю, что он и в самом деле был кем-то из владык подземного мира.