А это объяснило бы очень многое. Возможно, даже трудности с перемещением во времени, которые когда-то испытывал Мурген. Но это также означало бы и то, что Душелов не причастна ко многим преступлениям, которые мы ей приписывали. А я вовсе не уверен, что мне хочется, чтобы это оказалось именно так.
Птица фыркнула. Словно прочла мои мысли.
Душелов всегда умела их угадывать.
– Мы потеряли и Мургена, – сказал я, когда мы уселись лицом к лицу возле дочери.
– Я это уже поняла. Ты ведь сказал, что мы потеряли очень многих. Наверняка всех тех, на ком не было одежды Ворошков. Правильно?
– За исключением одного чрезвычайно везучего солдата из Хсиена. Он ухитрился в нужный момент укрыться за нужным человеком. Теперь у Там До есть официальное прозвище – Счастливчик.
– Наверное, это у нас в крови, – пробормотала Госпожа, заставив себя взглянуть на девушку. – Все мои кровные родственницы обречены большую часть жизни проводить опутанными чарами и во сне. – Она оперлась на девочек и протянула руку, чтобы коснуться щеки Бубу. – Свою мать я видела только спящей примерно так, – проговорила она на языке Самоцветных Городов. – Именно про нее стали рассказывать первые сказки о спящей красавице. Да только ее прекрасный принц так никогда и не пришел. А пришел мой отец. И она его устроила как раз в таком состоянии, в каком пребывала.
Ничего себе, приятные детские воспоминания, оставшиеся на всю жизнь: знать, что твоя мать даже не подозревала о твоем рождении.
А мы еще стонем о том, каким жестоким стал нынче мир…
В старые времена жили гиганты.
Мы сами станем гигантами лет через пятьсот.
– Так вот какая у нас дочурка. – Госпожа не сводила с нее глаз. – Зачатая на поле боя. – Все ее чувства ясно читались на лице. Никогда прежде я не видел ее настолько растроганной.
– Да, это наша дочурка.
– Мы станем ее будить?
– Не стоит. Во всяком случае, сейчас. Жизнь сейчас и так достаточно безумна, и незачем напрашиваться на новые неприятности.
Мои слова ее не убедили. Совершенно. Госпоже страстно хотелось начать волнующий диалог с плотью от плоти ее. А я обнаружил, что мое внутреннее напряжение постепенно тает. И вряд ли моими мыслями управляли всяческие «возможно» и «хорошо бы».
Но все же Госпожа признала, что не стоит будить Бубу, пока рядом для подстраховки не будет стоять Тобо.
Пока она не совершила никаких глупостей, но все же заставила девочек некоторое время понервничать.
130. Таглиос. Хадидас
Тобо пришел помочь, когда я будил своего старого друга Гоблина, ставшего против своей воли оболочкой для Хадидаса.
Задача оказалась нетрудной. Тобо снял свои же фиксирующие чары и потряс Гоблина за плечо.
Я просто стоял рядом. А когда коротышка зашевелился, Тобо отошел в сторону, и Гоблином занялся уже я.
Его веки внезапно поднялись. Но под ними я увидел не глаза старого колдуна Гоблина – я заглянул в два осколка тьмы. Казалось, эти глаза стремятся втянуть меня в себя.
Рот Хадидаса открылся, готовый извергнуть нечто подлое или гнусное. И я заслонился от раба Кины драной старой шляпой Одноглазого. Эффект оказался поразительным: тело Гоблина забилось в конвульсиях, словно я пронзил его раскаленной кочергой. Я мгновенно нахлобучил шляпу ему на голову.
– Поднимай, – бросил я Тобо. Он стоял возле кушетки за головой Гоблина, чтобы Хадидас не смог его увидеть. Я удерживал шляпу на месте, пока Тобо усаживал Гоблина. – Сработало. Даже лучше, чем я надеялся, – И лучше, чем я думал, – уж это точно.
– Одноглазый всегда преуменьшал свои успехи, когда делал что-либо правильно. – Глаза Гоблина уже утратили зловещий блеск. Теперь они казались пустыми. Словно в их глубине на тысячу ярдов ничего нет. Скорее даже он вовсе лишился разума.
– Давай копье.
Я взял копье. О боги, как мне не хотелось доверяться мудрости покойного Одноглазого! Ведь мне предстояло вложить столь мощное оружие в руки дьявола.
Я стоял перед сидящим Гоблином, поставив древко копья между его слегка разведенных ног. Взял его руки, заставил обнять черное древко. Еще плотнее нахлобучил вонючую фетровую шляпу Одноглазого. И только потом положил его ладони на древко и прижал их к инкрустированному серебром черному дереву.
В его глаза стала возвращаться жизнь.
– Не столь впечатляет, как наблюдение за родами, но достаточно драматично, – сказал я Тобо. – Даже болвану вроде меня не нужно пояснять, что мы расколдовали настоящего Гоблина.
Гоблина настолько страдающего, что я мгновенно понял – только Госпожа сможет по-настоящему его понять.
Я уселся на стул. Тобо помог Гоблину пересесть в кресло с высокой спинкой и расположился рядом на краю кушетки. Гоблин медленно вертел головой, по очереди глядя на нас. Он плакал, но не мог произнести ни слова, хотя очень старался. И протянул руку к Тобо, безмолвно моля о прикосновении.
– Поаккуратнее со шляпой, – предупредил я. – А то я уже подумываю, не прибить ли ее к голове. – И еще я подумал о том, каким замечательным другом был Одноглазый. Потому что предвидел вероятность вроде этой и потратил последние годы жизни на то, чтобы сделать спасение друга возможным.