Черный отряд. Тени сгущаются

Мимо прошла Душечка — круглое веснушчатое лицо печально, глаза пусты. Я попытался представить ее в образе Белой Розы и не смог. Она для нее не подходила.

На следующем круге сдавал Рассол. Ильмо попытался закончить, имея восемнадцать, но Одноглазый, взяв себе карту, его переплюнул и выиграл с семнадцатью. Я сгреб карты и стал тасовать.

— Ты уж постарайся. Костоправ, — подзуживал меня Одноглазый. — Кончай дурака валять. Видишь, мне пошла карта. Сдай-ка мне тузы и двойки. — Пятнадцать очков и меньше означали автоматический выигрыш, равно как сорок девять и пятьдесят.

— О, извини. Я поймал себя на том, что воспринял эти предрассудки мятежников всерьез.

— Верно, это прилипчивая чепуха, — подтвердил Рассол. — Рождает элегантную иллюзию надежды. — Я нахмурился, глядя на него. Его ответная улыбка оказалась почти застенчивой. — Трудно проиграть, когда ты знаешь, что судьба на твоей стороне. А мятежники это знают. По крайней мере, так говорит Ворон.

— В таком случае нам придется изменить их мысли.

— Не получится. Разгроми их сто раз подряд, а они все будут идти и идти. И именно по этой причине их пророчество исполнится.

— Тогда, — буркнул Ильмо, — нам нужно сделать нечто большее, чем просто разгромить их. Нам нужно их унизить.

Под словом нам он подразумевал всех, кто воевал на стороне Госпожи.

Я швырнул восьмерку в очередную из бесчисленных куч битых карт, ставших вехами моей жизни.

— Что-то мне начинает надоедать.

Меня снедало беспокойство. Хотелось заняться хоть чем-нибудь. Чем угодно.

— За игрой время идет быстрее, — пожал плечами Ильмо.

— Верно, это и есть настоящая жизнь, — поддакнул Гоблин. — Сидишь себе и ждешь. Сам вспомни, много ли мы так сидели за все эти годы?

— Я специально не подсчитывал, — буркнул я. — Но в карты мы играли больше, чем занимались другими делами.

— Ха! — воскликнул Ильмо. — Я слышал чей-то голосок. Он утверждает, что мои овечки заскучали. Так. Рассол, тащи-ка мишени для стрельбы из лука и… — Его слова утонули в дружном стоне.

У Ильмо есть универсальный рецепт против скуки — тяжелые физические упражнения. Если человека прогнать через его дьявольскую полосу препятствий, он или умирает, или излечивается.

Рассол, издав полагающийся в таком случае стон, дополнил свой протест и словами:

— Мне все равно придется разгружать фургоны, Ильмо. Парни уже вот-вот вернутся. Если ты хочешь, чтобы бездельники поразмялись, отдай их лучше мне.

Мы с Ильмо переглянулись. Гоблин и Одноглазый встревожились, Как, они еще не вернулись? Фургоны должны были приехать еще до полудня. Я-то думал, что парни давно отсыпаются. Те, кто отправляется в «турнепсный патруль», до конца дня больше не работники.

— Я думал, они давно уже здесь, — сказал Ильмо.

Гоблин махнул рукой в сторону кучки битых карт. Его карты на мгновение зависли в воздухе. Он хотел дать нам понять, что отпускает всех.

— Проверю-ка я, как там у них дела.

Карты Одноглазого заскользили по столу, извиваясь, словно червяки.

— Нет, я проверю, Карапуз.

— Я первый вызвался, Жабье Дыхание.

— А я старше.

— Сделайте это оба, — предложил Ильмо и повернулся ко мне: — Я собираю патруль. Пойди скажи Лейтенанту. — Он бросил карты и направился к конюшне, выкрикивая на ходу имена.

Копыта вздымали пыль, выбивая непрерывную рокочущую дробь. Мы скакали быстро, но осторожно. Одноглазый вынюхивал неприятности, но колдовать на скаку нелегко.

Все же он почуял врага вовремя. Ильмо взмахнул рукой, подавая сигнал. Мы разбились на две группы и вломились в высокие придорожные заросли. Оттуда выскочил мятежник — прямо нам в руки. У него не было ни единого шанса.

Через пару минут мы скакали дальше.

— Надеюсь, никто из местных не начнет задумываться, почему мы всегда знаем о том, что они намереваются сделать, — сказал мне Одноглазый.

— Пусть думают, что мы обложили их шпионами.

— Как шпион может так быстро передать весточку в Сделку? Наше везение становится неправдоподобным. Нужно, чтобы Капитан уговорил Душелова вывести нас отсюда, пока мы еще на что-то годимся.

Он верно говорил. Едва наш секрет выплывет, мятежники нейтрализуют наших колдунов своими. И нашему везению конец.

Впереди показались стены Весла, и я начал испытывать запоздалое сожаление. Если честно, то Лейтенант не давал добро на эту вылазку. Уж Капитан накрутит мне хвост. От его ругани выгорает щетина на подбородке, и я успею состариться, пока кончатся наложенные на меня взыскания. Прощайте, уличные красотки!

Сам виноват, что погорячился, — ведь я наполовину офицер.

Зато Ильмо и его капралов явно не смущала перспектива делать дальнейшую карьеру в Отряде, будучи уборщиками конюшен. Казалось, ими овладела лишь одна мысль: «Вперед!» Вперед, во имя славы Отряда. Даешь!

Они не были тупицами, а просто отвечали за неподчинение приказу.

Когда мы въехали в Весло, идиот Одноглазый даже принялся петь. Песня была его собственного сумбурного сочинения и исполнялась голосом, принципиально не способным выдерживать мелодию (если его вопли можно назвать мелодией).

— Заткнись, Одноглазый, — рыкнул Ильмо. — Ты привлекаешь внимание.