Третья попытка побега оборвалась еще быстрее предыдущих. Трудно в одиночку переть против квадратных людей, у которых каждая рука шире моей талии. И эти люди, без сомнений, имели дело с гнилостью, это еще при первой попытке побега стало очевидным. Кажется, шансов на побег все меньше и меньше, Актер всюду подстраховался.
Но слова старика Луциана грели душу.
А еще земляной пол, он тоже радовал.
Враг готов к моим побегам, враг их жаждет. Кто я такая, чтобы отказывать? Чем больше побегов, тем больше мы узнавали друг друга. Например, охрана выяснила, что я вовсе не так опасна, как Актер им рассказал, ведь каждый раз хватало одного человека, чтобы меня остановить. На шестой попытке побега надо мной откровенно глумились. А я изображала ярость и готовилась к настоящей схватке. И так уже уйма времени упущена, и непонятно, что творится в Мертвоземье или в Мортуме. Мне ничего не рассказывали, связь с внешним миром пропала на много дней. Кажется, уже дней двадцать прошло.
Это хороший повод поторопиться.
Но пока лучше сосредоточиться на побеге. С проблемами мира разберусь потом, ведь Александру я не помогу, будучи в заложницах у Актера. Сначала – побег, который обязан быть удачным, ведь настоящая попытка у меня всего одна, а уже потом все остальное. Хотя, безусловно, я жаждала хотя бы весточки из дворца, обрывка новостей. Двадцать дней без информации – большой срок.
Двадцать дней без общения… оказалось, это не так весело, хотя раньше я грезила о безлюдной тишине, и чтобы все меня в покое оставили. И из философии того же Лу: некоторые мечты лучше мечтами и оставить, а то в реальности оно как-то не очень приятно. А иногда даже невыносимо.
Актер заявился на двадцать первый день заточения.
Сначала зашла моя охрана, согласно ежедневному распорядку, вот только подносов с едой было три, причем на третьем высилась бутылка вина и два сверкающих бокала. Это заинтересовало, но не настолько, чтобы задать вопрос, я уже поняла и приняла всю тщетность попыток. А потом появился Актер и надобность в вопросах отпала.
– Говорят, ты не даешь парням расслабиться, – вместо приветствия пожурил он и прошел к столу. Деловито снял еду с подносов, расставил тарелки и даже салфетки разложил. Открыл вино, разлил его по бокалам и отодвинул стул, приглашая меня… думаю, отужинать. В последнее время стало сложнее следить за временем суток. Льющийся сверху свет не помогал, иногда мне казалось, что и темнота – это свет. Двадцать дней – мало, чтобы сойти с ума, но что-то со мной определенно происходило. Я злилась, очень злилась, порой даже мысли о побеге не могли унять растущую внутри ярость. Это все от безысходности и заточения в замкнутом пространстве.
Подумав, я прошла и села на предложенный стул.
Хотя изнутри меня разрывало от противоречий: с одной стороны, делить пищу с врагом – себя не любить, и лучше бы бутылку вина разбить о голову этого самого врага, с другой – уж очень хотелось узнать, что в мире происходит. А так уж вышло, что Актер сейчас – единственный источник знаний. Он явно пришел поговорить. И хорошо, я с ним поговорю. И уже потом придумаю, как использовать принесенную им бутылку.
Я схватила бокал вина, чтобы занять руки. Ужин (скорее всего, ужин), как и всегда, отличался изысканностью, в этом плане мой плен тянул на звание королевского. Кормили меня хорошо и всем, что я люблю. Актер, похоже, лично составлял меню, а может, пригнал сюда и повара.
Сам Хал за минувшие дни заметно поправился, сразу видно – его ужины мало чем отличались от моих. Лицо округлилось, он перестал напоминать мумию с запавшими глазами. Расцвел, окреп… к сожалению.
– Еще вина? – спросил Хал, заметив, что мой бокал уже пуст.
Я не ответила, он молча налил мне еще. Мы взялись за еду, и с каждым мгновением ситуация становилась все более напряженной. Хал ел спокойно, не скрежетал вилкой по тарелке, ничего такого, но я точно знала, что он в бешенстве. Со мной творилось нечто похожее: я пила вино, ковыряла рыбу, ничего особенного… но напряжение нарастало. Воздух вокруг загустел, казалось, он вот-вот заискрится. Тишина вокруг уже гудела, давила на уши. Я сжала вилку сильнее… накопленные за дни тишины эмоции требовали выхода.
Хал вдруг протянул руку и положил ее поверх моей. Он смотрел на меня внимательно и грустно, не представляю, о чем он думал, но почему-то его злость ушла на второй план.
– Давай для начала просто поужинаем, – сказал он тихо. – Хорошо?
– Хорошо, – медленно кивнула я. – Но чем мы займемся потом?
– Чем захочешь.
Я посмотрела на вилку в своей руке, а потом на эту невозможную, слишком красивую физиономию Актера, и широко улыбнулась. Думаю, Хал с успехом прочитал мои мысли.
– Все необязательно должно быть так, Ида.