Черный парус беды

– Аккумуляторов нет, тока нет, ничего нет, одна надежда теплится.

– Не смешно, – сказала Мила.

– Да я, вообще-то, не веселюсь. Не с чего. Постой-ка…

Я снова нырнул в каюту. Потому что кое-что забыл. Очень важное. Но если забыл я, с тем же успехом мог забыть и… кто? Джон? Козлов? Чистый? Федор? Кто учинил этот разгром? Кому понадобилось оставить нас без связи? Какого хрена?!!

В каюте я дернулся к штурманскому столу – и выругался: не забыл, стервец!

Крепления были откинуты, полка пуста, спутниковый телефон исчез.

– Андрей!

Я бросился наверх, к Миле.

– Что?

– Там!

Метрах в ста от нас по правому борту я разглядел оранжевое пятно. В воде, среди рифов. Что там такое? Бинокль нужен…

Бинокль оказался на своем «штатном» месте – в нише справа от рулевого. Я достал его, хотел прижать окуляры к глазам, но зрительные трубы оказались сдвинутыми, так что мне пришлось подстроить их под себя.

Так, вот оно, пятно, только не пятно это вовсе…

В одежде яхтсменов торжествует «унисекс» – что для мужчины одежка, что для женщины, все едино. К тому же, комбинезоны-непромоканцы нивелируют фигуру, так что со спины не всегда разберешь, кто перед тобой – мужчина или женщина, высокий человек или не слишком, худощавый или средней упитанности. Ну, а если человек в воде, если над ней только «горб» спасжилета, а голова скрыта капюшоном, то не разберешь ни за что и никогда.

Пока я возвращался на берег, пока бежал по нему, пока понял, как подобраться к человеку среди камней, я гадал: «Кто?» И перебирал, как несколько минут назад, ту же обойму имен. Федька? Чистый? Джон? Козлов?

Дважды я оступился: раз – по горло уйдя в воду, а второй раз – с головой. Эта заминка позволила Шелестовой опередить меня. Я нагнал ее в тот момент, когда она ухватила человека за плечи, приподняла…

Это был Чистый.

Глава вторая

Мы выволокли Чистого на берег.

Я был спокоен – ни трепета, ни дрожи. Будто дело это для меня привычное, даже наскучившее, тела бездыханные таскать. А это не так, переноска трупов – занятие мне незнакомое, так что можно было бы и психануть. Чего ж не психую? Да, мне не нравился Чистый, но мое нынешнее хладнокровие прежняя неприязнь не оправдывает. Нравился, не нравился… Человек все-таки, можно и поскорбеть, и вздохнуть горько, а то и слезу смахнуть. Но не получается, не скорбится и не плачется. Отчего так?

И тут я понял. Потому что о себе больше думаю, чем о Косте. Потому что у меня шишка, а у него точнехонько в этом же месте череп проломлен. А могло быть наоборот: я лежал бы хладным трупом на берегу португальского острова Селваженш-Гранди, а надо мной склонялся бы помятый, но живой Костя Чистый. И за что поручусь, так это что ни слезинки бы он по мне не проронил, сволочь этакая.

Я натянул капюшон на лицо покойного. Для этого мне пришлось слегка распустить молнию у горла и поддернуть куртку вверх. Оранжевая ткань скрыла посиневшие веки и щель полуоткрытого рта.

А зубы-то у Чистого сплошь керамика, невольно отметил я и даже поежился от того, что обращаю внимание на такие вещи в такую минуту.

Я быстро взглянул на Шелестову. Не заметила ли она чего по моему лицу? Не претит ли ей находиться в обществе растленного типа, на которого даже смерть близкого человека никак не действует? Ну, не близкого, но давнего знакомого, не так уж много это меняет.

– Это гиком его, – сказала Мила.

– Не думаю, – покачал я головой. – За борт скинуло, может, и гиком, но вмятина на затылке аккуратная, почти круглая, это его, наверное, о камень приложило.

Мы помолчали, потом Шелестова проговорила с запинкой:

– Что делать будем?

О том, что связи с материком у нас нет и в ближайшее время не предвидится, я ей уже рассказал.

– А что делать? – пожал я плечами. – Только ждать. Рано или поздно на острове появятся люди. Сюда и экскурсантов возят, и орнитологи здесь частые гости.

– Я о другом. Что с ним делать будем?

Опять я ее не сразу понял. Я про Фому, а она про Ерему, про Костю то есть.

– Петька говорил, тут пещер много. Можно туда отнести. Но ее еще найти надо, пещеру. А можно и здесь оставить, только камнями завалить, а то птицы расклюют. Вон их сколько!

Над скалами вдали царила суматоха. Несколько десятков птиц кружились в воздухе. На земле их было во много раз больше. Тот же Петька рассказывал, что на островах архипелага Селваженш находится одна из крупнейших колоний атлантических буревестников, а эти гордые смелые птицы падалью не брезгуют.

– А с остальными как?

– Искать будем, – сказал я. – И надеяться.

Я обложил Чистого камнями. Шелестова мне не помогала. Видно было, что нет у нее сил. Если какие и оставались после минувшей ночи, то за последний час все истратила, до капли.

– Можно идти, – сказал я и швырнул булыжником в птицу, приземлившуюся неподалеку и проявлявшую к нам здоровый голодный интерес. Не попал.

Прежде, чем двинуться в поход, как тот Мальбрук, я постоял над холмиком, укрывшим Константина Чистого. Пусть земля ему будет пухом. Хотя тут и земли-то нет, камни одни…

* * *

С Чистым я познакомился три года назад.

Предшествовало встрече мое решение воплотить в жизнь давнюю мечту.