Черный Пеликан

Главные слова были произнесены, следовало теперь дать время на их осмысление. Я отвернулся, подозвал официанта и попросил любезно: – «Принесите-ка нам еще бутылочку, да и фруктов каких-нибудь посвежее». Потом побарабанил пальцами по подлокотнику, взял хлебную палочку из корзины посреди стола и одарил Юлиана открытой улыбкой. Тот все еще был настороже и пощипывал свою бородку, но глаза у него поблескивали, да и поза выдавала безусловный интерес. Вялость его исчезла без следа, и он больше не походил на легкую мишень, придавленную обстоятельствами и готовую раскрыть свои слабости. Жалобы были забыты и сомнения отброшены в сторону – он будто тоже теперь караулил добычу, которую боялся спугнуть. На секунду я задумался об этом – как мы оба выступаем ловцами, а не жертвами в наших собственных мирах, и кто же тогда жертва на самом деле – но вновь одернул себя, отвлеченные размышления были неуместны. Не терять концентрации, приказал я мысленно, разливая вино, и подмигнул Юлиану, подняв свой бокал.

«Еще раз за встречу», – я сделал глоток и тут же, не медля, полез во внутренний карман своего новенького костюма, достал лист бумаги, сложенный вчетверо, развернул и положил перед Юлианом. Тот немедленно уставился в него, не меняя при этом позы и лишь скосив острый прищур. «Вот и картинка, – объявил я торжественно, – а на ней – все, что нужно для дальнейшего понимания. Конечно, так сразу не разберешь, но картинка не одинока. К ней еще прилагается рассказ, как ко всякой стоящей вещи, особенно нарисованной или вылепленной с натуры. Эта не с натуры, хотя кое-что можно и узнать – пусть лишь схематично, как на чертеже, но и голая схема зачастую чрезвычайно помогает делу, хотя бы просто фиксируя на предмете блуждающий глаз. А за ним и блуждающий ум, блуждающую мысль – ибо нет ничего опаснее для любого дела, чем заплутать мыслью и очутиться внезапно вовсе не там. Вот смотри…» – и я стал водить пальцем по листку, разъясняя несколько оторопевшему Юлиану, как на нем представлена местность: город М. неровным пятном, океанский берег волнистым контуром, между ними – сыпучее месиво мелких точек, обозначающее дюны, и над точками – широкое полотно, бетон и сталь, гордость моей фантазии, бесстрашно выпущенной на волю.

«Вот она, магистраль, – говорил я с некоторым даже восторгом, – магистраль стратегической важности и стоимости соответствующей, а я – ее главный магистр и стратег, а возможно еще и тактик, но это – впереди. Пока же обойдемся сугубо предварительными допущениями – вот дюны и берег, вот город, окруженный болотами, вот ровная полоса, соединяющая две точки – и от них пойдем дальше – посредством истории, что была обещана в том же наборе. Обещана, заметим, неизбежно, иначе и быть не могло – история и картинка тоже как две точки, два отстоящих ракурса, и от них идут отдельные лучи, в перекрестьях которых и восседают те, кто способен понять ситуацию на все сто. Например, я, – я скромно потупился, подумав мельком, что доктор Немо мог бы и обидеться на неприкрытый плагиат, – но и не только я, и не один, и вот с тобой хочу поделиться тоже, кое-что предполагая впереди… Но – потом, потом, сначала выпьем», – я вновь схватил бокал, отхлебнул торопливо и, глядя теперь на Юлиана в упор, стал выкладывать заготовленный сюжет, которому и сам уже верил, настолько он стал для меня привычен и похож на правду.

«Представь себе скитальца, что въезжает в город М., не имея ни планов, ни отчетливых целей, – говорил я, постукивая пальцами в такт словам. – Он бездомен, он безработен, мосты сожжены, и связи обрублены одним махом. Почему так случилось? Не будем углубляться в незначимое, согласимся на том, что захотелось стать другим, и некому было остановить, так что – порыв, смятение, побег. Заявление на стол, как напомнил сегодня ты сам, прощание наспех, и ничьих безутешных слез. Таким вот образом объявляется он в этом городе, о котором знает исключительно понаслышке и не имеет в знакомцах ни одной живой души, и начинает обживаться, не представляя пока что, для чего ему город, и для чего городу он. Весьма безрадостное начало, впереди маячат тупики и безденежье, и надежды никакой. Того и гляди, все кончится бесславным возвращением и новым витком неудач, но вдруг скитальцу улыбается судьба – той самой своей нечаянной улыбкой, которую все ждут денно и нощно –улыбается очень скоро, чуть ли не на следующий же день, и самым к тому же неожиданным образом!»